Неотразимая - Конни Брокуэй

Фиа сделала еще несколько глотков. Томас чуть-чуть отодвинулся и потянул ее за собой. Он окунул в кувшин край полотенца, немного отжал его одной рукой и уверенными, но очень осторожными движениями обтер ей лоб, глаза, щеки, губы и шею.

– Вы не умрете, – произнес Томас, после того как ее в очередной раз стошнило.

Наконец она открыла глаза. В них было море отчаяния.

– Вот этого я и боюсь, – тихо ответила Фиа. Томас усмехнулся, удивленный этим неожиданным юмором. Еще больше он удивился, когда ответная улыбка озарила ее бледное лицо. Такой улыбкой она никогда ему раньше не улыбалась. Взгляды их встретились. Фиа отодвинулась назад, лоб ее прорезала тонкая морщинка. Она отвернулась и снова закрыла глаза.

– У вас просто морская болезнь, – объяснил Томас.

– Неужели? – Она произнесла это слово с сарказмом, было видно, что самообладание вернулось к ней. – Спасибо, что вы мне сообщили. Я-то думала, что все это от той рыбки, что я съела сегодня утром. – Вдруг ее глаза расширились, она напряглась, и ее опять стошнило.

Томасу захотелось как следует встряхнуть ее. Он почувствовал себя обманутым. Он ненавидел дерзость, которая вдруг снова к ней вернулась. Только на мгновение он увидел нечто – как бы лучше назвать это: человечность? честность? – но все тотчас исчезло. Томас был страшно раздосадован.

– Так вам и надо! Вы настоящая ехидна! – воскликнул он и стал растирать ей спину между лопатками. Она крутила головой и с удивлением смотрела на него.

– Что? Что вы сказали?

– А что, вас никогда так не называли раньше? – усмехнулся Томас. Фиа беспомощно заморгала. – Нет? Что ж, это совершенно непростительно, поскольку слово это удивительно подходит вам. Если бы у кого-то хватило смелости назвать вас так раньше, это, возможно, подействовало бы на вас, и вы были бы немного другой. А теперь я боюсь, что кто бы ни взял вас в жены, миледи Недоброжелательность, ему придется каждый вечер ложиться спать, моля Бога, чтобы встретить следующее утро живым, потому что укол вашего язычка вполне может оказаться смертельным.

– Вы! Вы... – Глаза Фиа широко раскрылись. Она захотела излить на него всю свою злость, но очередной приступ рвоты скрутил ее пополам. Когда ей стало немного легче, она потянулась за кружкой, стоявшей на полу, и дрожащей рукой поднесла ее ко рту. Отпила немного и осторожно выпрямилась. – Вы не джентльмен!

– Неужели? – наигранно спросил Томас. – Благодарю, что вы сообщили мне. О!

Фиа неожиданно локтем ударила его в живот. Ее красивое личико озарилось улыбкой триумфа, но в этот миг ее в очередной раз настиг приступ морской болезни. Улыбка мгновенно исчезла, ее место заняло выражение глубокого страдания. Она наклонилась над тазом, а Томас прижал руку ей ко лбу, пытаясь помочь.

– Спасибо, благодарю вас, уходите.

Он подождал несколько секунд, прежде чем убрать руку, которой поддерживал ее, затем встал. Похоже, ей действительно лучше, она выпила достаточно воды, чтобы восстановить водный баланс. Для них обоих было бы хуже, если бы он остался здесь, потому что она очень не хотела видеть его в своей каюте, и это с каждой секундой чувствовалось все больше.

– Вы должны поесть, Фиа. Я пришлю обед вам в каюту...

– Если вы принесете... – она замешкалась и сглотнула, —...еду... в эту каюту... я сделаю что-то посерьезнее, чем просто колоть вас словами. Я ясно выразилась?

– Предельно. Но я, как истинный христианин, должен настаивать, – при этих словах губы его скривились, – вам будет лучше, если вы...

– Не произносите этого слова, убирайтесь! – Фиа схватила мокрое полотенце и швырнула его в Томаса. Он легко уклонился. Ей действительно лучше, решил он, потому что в ее броске чувствовалась сила.

Томас вышел из каюты и вдруг понял, что улыбается. Он очень удивился: чему он улыбается? Фиа пыталась причинить ему боль, она кричала и угрожала ему, а он вышел от нее счастливый, словно получил первый поцелуй. Нет, он решительно сумасшедший. Черт побери, из всего, что сейчас произошло, он помнил только искренность ее улыбки. И красоту этой улыбки.

Моряк из Фиа был плохой, прямо сказать – никудышный. Это поразило Фиа, казалось ей несправедливым. В те редкие мгновения в течение последующих двух дней, когда она была способна думать о чем-либо, кроме своего тазика, она поняла, что стала ненавидеть этот тазик даже больше, чем ненавидела касторовое масло. А касторовое масло она ненавидела больше всего в жизни. Как же так? Ведь она провела все свое детство у моря, вглядывалась в морскую даль, мечтая, что однажды за ней приплывет большой корабль и увезет ее. Корабль с сильным красавцем капитаном... Но на деле это оказалось настоящей катастрофой. Нет-нет, об этом думать нельзя, лучше сосредоточиться на том, чтобы подняться на верхнюю палубу хотя бы с какими-то остатками гордости. Она вышла из каюты, поднялась по лестнице и медленно открыла люк на палубу. Потом осторожно выглянула из него.

После трех дней качки утро было относительно спокойным. Небо затянуто серыми облаками. «Звезда Альба» шла медленно, разрезая редкие морские волны. Серое море переливалось, своим цветом напоминая ртуть.

Фиа подставила лицо морскому воздуху, который приносил на палубу мелкие брызги. Она ощутила соль на губах, в глазах, но после трех дней, проведенных в душной каюте, насквозь пропахшей рвотой, она вдыхала чистый морской воздух с наслаждением, с каким мучимый жаждой человек припадает к источнику. Звуки голосов заставили ее открыть глаза. Она увидела Томаса. Он увлеченно разговаривал с кем-то из матросов и не замечал Фиа.

На палубе ветер был сильнее, чем там, где находилась Фиа. Такое заключение она сделала потому, что Томас был без камзола, а рубашка под напором ветра облегала его поджарое тело подобно второй коже, повторяя очертания его мускулов и развеваясь за спиной словно парус. Фиа видела, как он кивнул головой, выпрямился, потянулся, словно большой зверь, и зевнул. Он что-то говорил, и слова его вызывали смех у матроса. Томас улыбнулся матросу очень личной, только им двоим понятной улыбкой, и Фиа стало понятно, что на корабле он царь и бог, а море – его владение. Матрос ушел, а Томас потер затылок и посмотрел на восток. Улыбка сошла с его лица, он выглядел задумчивым и усталым. Фиа поняла, что что-то беспокоит его.

Она нахмурилась – ей не хотелось видеть его слабым и ранимым, не хотелось думать о том, что его что-то тревожит, как бывало с ней. Томас повернулся. Теперь он смотрел вперед. Его руки упирались в бока, а ноги были широко расставлены. Ветер трепал его волосы, рубашку, играл с кружевами на воротнике, обнажая загорелое тело.

Фиа вздрогнула и натянула на плечи легкую шаль. Ее всегда привлекала сила Томаса Донна – как сила характера, так и физическая. Когда она впервые увидела его в замке Уонтон-Блаш, то сразу подумала, что Томас Донн из тех людей, которые не позволят никому и никогда манипулировать собой или шантажировать себя. Он был не такой, как другие обитатели замка.