Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. "Русская Троя" - Николай Дубровин

Ямки эти были в большом употреблении во все время защиты Севастополя. Под конец они располагались в 5 или 7 саженях от неприятельских траншей, и случалось нередко, что наши солдаты, бросаясь занимать их, встречали там французов, которых приходилось выбивать штыками. Ямки занимались днем стрелками по наряду, а на ночь охотниками от разных полков. Быть охотником было дело нелегкое. Охотничья служба происходила ночью: их дело было с заката и до восхода солнца залегать в ямках и ложбинах впереди батарей и укреплений Севастополя.

Охотники помещались в особых зданиях отдельно от прочих солдат, обыкновенно днем отдыхали, их не требовали ни на какую работу, а с наступлением сумерек шли на службу. Рядовые ходили каждую ночь, а унтер-офицеры через сутки. С закатом солнца вся команда охотников разделялась на части по два, по три и по четыре человека.

В общем сарае, где жили охотники, было очень много образов. Каждый, отправляясь на службу, ставил копеечную свечку перед иконами Спасителя, Богоматери и преимущественно перед образом Николая Чудотворца. В шесть часов вечера команда ужинала. После ужина немного времени назначалось на молитву. Помолившись Богу, многие из охотников надевали чистую рубашку, вымытую в течение дня, так как каждый из них, не будучи уверен, что вернется живым, приготовлялся к смерти. Перед отправлением никто не решался выпить чарку водки, потому что плохой тот храбрец, говорили они, который думает набраться бодрости из стакана, а опять же и не такая минута!

Перекрестясь и с непокрытой головой выходили охотники из сарая на двор и там уже надевали фуражки. За воротами на улице выстраивались и ожидали очередного офицера. С наступлением сумерек, пока еще не совсем стемнело, охотники собирались на той батарее, впереди которой приходилось им лежать, и затем под градом пуль бросались бегом в назначенные им ямки. Бывало, лишь только солдатик бросится вперед, как в ту же минуту раздается ружейный треск с неприятельской стороны, и пули как горох посыпятся на смельчака. Кто успевал вскочить в яму, тот счастлив, а кого встречала неприятельская пуля, о том молились оставшиеся на батарее и относили на Северную, на общее кладбище защитников, получившее впоследствии название братских могил.

Залегши в ямках, охотники бодрствовали всю ночь и зорко следили за неприятелем.

Ямка, как мы сказали, была небольшим углублением, едва закрытым со стороны неприятеля несколькими лопатами земли или камней, набросанных как попало. Ямки эти не имели ни определенного вида, ни величины: какую успели выкопать, такая и сталась. В одной с трудом мог поместиться только один человек, а в иной помещались два и даже три человека. По двое залегать было легче, чем поодиночке, вдвоем, в соседстве опытного товарища, было не так томно – по пословице, на людях и смерть красна, – но сидеть в одиночку куда как жутко!

Вскочит стрелок или охотник в ямку и сидит там, не смея пошевельнуться, он знает, что в 20, много в 30 шагах, лежит перед ним или сбоку такой же неприятельский сторож, который стережет его и при первом шорохе или звуке оружия посылает пулю.

Над головой засевших днем и ночью летают свои и неприятельские пули, слышен гул выстрелов, падение снарядов, обсыпающих землей, песком и осколками камней. Не успеешь прочистить глаз, засыпанных землей, как слышно, гудит где-то далеко осколок лопнувшей бомбы и шлепнется вдруг подле ямки с такой силой, что даже земля дрогнет! Это самое вздрагивание передастся и сидящему в ямке, и не знает он сам, как задрожат челюсти, как застучат его зубы и холодный пот как стрела промчится от головы до пят.

О пулях никто не думает: к ним привыкли в Севастополе не только охотники и все солдаты, но женщины и дети. Повсюду их летит так много, что они уже не пугают, но своим свистом жестоко надоедают. Где-нибудь невдалеке, ударившись о камень и сплюснувшись, она летит далее и зальется таким голосом, что не знаешь, кошка ли мяучит, ребенок ли плачет или она, непрошеная, жалует в гости.

Просидит охотник в ямке час, а кажется он ему за месяц, и ждет он не дождется, когда наступит время смены и вместе с ней кончится его лихорадочное состояние.

С наступлением утра охотники оставляли ямки точно так же, как занимали их – под сильным ружейным огнем неприятеля. Места их замещали штуцерные, сидевшие там в течение целого дня. Собравшись на батарее, охотники отправлялись в свой сарай, забирая с собой и убитых в ночь товарищей. Солдаты всегда с особым уважением отдавали последний долг павшим героям. Сложив тела на дворе сарая, они заботились о досках, непременно сколачивали гроб, обмывали покойников и, надев на них чистое белье, относили в часовню. За обедом, бывавшим в 10 или 11 часов, поминали павших, и тем дело кончалось. После обеда охотники ложились спать, а вечером снова отправлялись на службу.

Польза ямок была осознана всеми, и в том виде, в каком они существовали, ямки были существенно необходимы как места наблюдения за неприятелем и как средство к замедлению его работ. Впоследствии, располагая ямки по известной системе и придавая им значительную силу в сопротивлении выстрелам, думали придать им большее значение. Расширяя и усиливая ямки, наши инженеры мало-помалу пришли к системе ложементов, или небольших отдельных ровиков, располагаемых впереди линии укреплений к стороне неприятеля.

Ложементы располагались в две линии: передняя занималась стрелками, которые, наблюдая за ходом работ неприятеля, поражали его своими выстрелами, а во второй линии помещался резерв для поддержания стрелков в случае нападения. В ночь с 20 на 21 ноября был заложен первый ложемент. С наступлением сумерек было выслано два секрета, за ними шла цепь из восьми пар часовых, а за цепью следовали рабочие с инструментами, земляными мешками и бочонками. Все люди, назначенные на работу, получили приказание зачернить свою амуницию, чтобы белым цветом амуничных ремней не обратить на себя внимания неприятеля. Придя на назначенные места, рабочие поставили бочонки в два ряда, засыпали их землей из вырываемого рва и сверху положили земляные мешки с промежутками, через которые можно бы было стрелять в неприятеля. Работа эта была произведена так тихо, что, несмотря на близость неприятеля и лунную ночь, он ничего не подозревал и вовсе нам не препятствовал.

К утру работа была окончена и ложемент занят 20 штуцерными Минского полка. Французы были немало удивлены, когда увидели перед собой эту смелую постройку. Они открыли сильнейший огонь по ложементу, но безуспешно, по малой цели, которую он представлял неприятельским выстрелам. В следующие затем ночи были устроены новые ложементы, так что в течение трех ночей перед глазами неприятеля явилось семь ложементов. Мало-помалу система ложементов была значительно распространена, и в особенности перед 3-м и 4-м бастионами и перед Малаховым курганом.

К половине декабря было построено в разных местах 26 ложементов.

Служба в ложементах была чрезвычайно тяжела для войск, в особенности под конец осады. Ложементы были удалены от некоторых укреплений на значительное расстояние, саженей на 200, и вначале не имели никакого сообщения между собой. Засевшие в ложементах герои-труженики проводили в них почти целые сутки, среди тысячи смертей, в ежеминутной опасности быть атакованными неприятелем в превосходных силах.