Кот, который всегда со мной - Питер Гитерс

Я могу продолжать до бесконечности, но Зана обещал мне за весь текст всего три банки «Шебы» и личный кошачий туалет — даже шотландские вислоухие должны что-то зарабатывать. Так что в заключение пожелаю всем классическим кошкам, чтобы у каждой был персональный клубок ниток, свой человек, который чесал бы под подбородочком, и хорошая настольная лампа, в лучах которой так прекрасно купаться, слушая восхитительную подборку Заны. Счастливого мурлыканья.

Опыт с «Классическими кошками» уникален в том смысле, что он продемонстрировал, как друзья Нортона, которые поддерживали с ним связь, не стремились получить что-то от него. Наоборот, хотели что-то сделать ему.

Подарки не прекращались. Я имею в виду не баночки с кормом, а именно подарки.

Одна женщина, узнав, что Нортон любит путешествовать по городу в наплечной сумке (самое интересное, что люди никогда не пишут: «Мы прочитали, что Нортон любит путешествовать по городу в наплечной сумке», они пишут:

«Мы знаем, что он любит путешествовать в наплечной сумке» или «Мы слышали, что он любит…», будто он сам им об этом сказал. Я их не осуждаю, наверное, потому что не исключаю, что он каким-то образом мог это сделать. А каким — не важно. По-моему, неведение — благо). Так вот, эта женщина прислала очень яркую и удобную сумку, которую связала сама.

Одежда приходила с достаточной регулярностью: свитерочки, рубашки, зачем-то кепки. Я получил даже галстук и решил, что это для меня, поскольку он был длиннее Нортона. Его прислали откуда-то из Германии. По всему галстуку были разбросаны картинки, изображающие Нортона: на одной он у Эйфелевой башни, на другой с чемоданом, на третьей с чем-то, напоминающим меню. На обратной стороне были напечатаны слова: «Нортон повсюду». По счастью, нам больше не жертвовали таких слюнявых вещиц — хватило одной. Меня не покидала странная фантазия по поводу кошачьей одежды. У церкви в Саг-Харборе есть бак, куда складывают одежду, которую священнослужители распределяют среди нуждающихся. Я регулярно приношу туда старые вещи, зная, что они могут пригодиться. Но меня всегда подмывало бросить туда рукодельный свитер Нортона. Мне нравится представлять, как женщина, сортирующая кипы вещей, натыкается на замечательный вязаный свитер фут длиной с четырьмя отверстиями для рук.

Еще в свои пенсионные годы Нортон получал много фотографий. Люди присылали свои портреты, изображения своих кошек, их урн — клянусь, это правда — своих домов и машин, а одна дама прислала снимок авто, на котором кот мог бы покататься, если бы решил нанести ей визит. Поступали стихи (в основном о кошках и кошачьих делах, но не только: некоторые считали, что Нортону вообще нравится поэзия), книги известных издательств, но чаще собственного изготовления, а бывало специально составленные и сброшюрованные для Нортона. Мы получали много полезного: еду (один английский поклонник регулярно присылал угощения со вкусом кролика), миски для воды, кроватки, одеяльца, кошачьи паспорта и разнообразные игрушки.

Многие хотели встретиться с Нортоном.

Как правило, я вполне дружелюбно относился к Нортонфилам. В конце концов, в том, что людям нравился мой кот, есть часть моей вины, и если им хотелось выразить Нортону свое восхищение, какое право я имел мешать? Я отвечал почти на все письма (кроме тех, в которых говорилось, что мне прямая дорога в ад, где я буду вечно гореть в огне). Даже по телефону, если мне звонили незнакомые люди задать вопрос о коте, я говорил вежливо (хотя, признаюсь, не получал от этого удовольствия. Все-таки мне кажется хамством названивать человеку домой. Поэтому в справочнике есть только мой рабочий телефон). Но однажды, когда мы с Нортоном и Дженис наслаждались солнечным летним днем в Саг-Харборе, раздался телефонный звонок и состоялся вот такой разговор:

Мужской голос в трубке:Привет, это Питер Гитерс?

Я (с подозрением, тут же узнав по тону ненормального кошатника):Будьте добры, кто звонит?

Мужской голос в трубке:Меня зовут Боб Флеймэн (имя и фамилия изменены ради самого же ненормального кошатника).Мы с женой большие почитатели Нортона и хотим связаться с Питером Гитерсом, написавшим такие замечательные книги.

Я (все еще с подозрением, но заметно потеплев после слов «замечательные книги»):Я Питер.

Мужской голос в трубке:Здорово. Мы с женой в машине в паре кварталов от вас. Хотим заехать познакомиться с Нортоном.

Я:Что?

Мужской голос в трубке:Мы в Саг-Харборе, совсем рядом с вами. Хотим заскочить поздороваться.

Я:Что?

Мужской голос в трубке:Мы большие почитатели…

Я:Откуда вы узнали, где я живу?

Мужской голос в трубке:Вы сами писали про Саг-Харбор, мы поспрашивали людей, нам подсказали название улицы, только не можем понять…

Пожалуй, на этом остановлюсь, потому что, мне кажется, с этого места обошелся невежливо со звонившим мужчиной и его женой. Я напомнил им, что было воскресенье, сказал, что мы отдыхаем, и мысль, что совершенно незнакомый человек охотится за моим котом и сейчас вломится к нам в дом, кажется мне кошмаром из «Секретных материалов». Я совсем запугал несчастного малого и, вешая трубку, испытал легкое чувство вины и даже спросил у Дженис, не перестарался ли? Она согласилась с моим исходным тезисом: навязывающиеся типы — это жуть, но сказала, что я мог бы обойтись со звонившим помягче. Мне было особенно неловко, потому что через несколько месяцев мы с Нортоном все-таки встретились с этими людьми. Мы выступали в книжном магазине на Манхэттене, и там к нам подошли симпатичные муж и жена и признались, что это они — те самые чудаки, которые звонили нам в Саг-Харборе. Приятная пара — ни наглые, ни чокнутые — просто люди не остались равнодушными к моему коту: их заинтересовало и тронуло то, что они слышали о нем, и им захотелось увидеть его своими глазами. Трудно было с этим поспорить, и я дал им пообщаться с их любимым вислоухим. Судя по его довольному мурлыканью, он благосклонно отнесся к их вниманию.

Но самым приятным для меня стало, когда в начале 1999 года Нортона ввели в Галерею великих котов. Пришло письмо с вопросом, не возражаю ли я, чтобы мой кот удостоился этой высокой чести. Я ответил, что у меня нет возражений, и через некоторое время мне прислали по почте декоративный свиток. Если хотите знать, что такое декоративный свиток, — это свиток, напечатанный на листе картона, отчего все выглядит занятнее, чем просто печатный текст:

«Галерея славы великих котов.

Поздравляем Нортона,

Кота, который ездил в Париж, с тем, что он на бриллиантовом уровне введен Ассоциацией шотландской вислоухой породы в Галерею великих котов этого года.

В честь и в память тех членов ассоциации, кто сделал нашу жизнь богаче».

Нас приглашали приехать на церемонию включения (кажется, она проходила во Флориде), но я вежливо отказался. Во-первых, путь был дальний, и раз ассоциация не могла раскошелиться на настоящий свиток, вряд ли бы оплатила мой авиабилет. Во-вторых, лезла в голову картина церемонии в Галерее великих котов: я представлял людей в костюме Гарфилда, с головами после пластических операций, чтобы их уши были похожи на уши их любимцев. А когда вообразил грандиозный банкет — длинный стол, приборов нет, из посуды только миски с нашими именами и сухой корм, — понял, что лучше остаться дома.