Тайный заговор - Филипп Ванденберг

Теперь же коллекционер утверждал, что после экспертизы Жюльетт подменила оригинал де Кирико на копию, правда, очень хорошую копию, но все же подделку.

Кроме того, как заявил прокурор, к нему поступило сообщение от выдающегося специалиста в области искусства, который утверждает, что по меньшей мере семь из предлагаемых в галерее Жюльетт графических работ, кстати указанных в его письме, являются подделками. Поэтому они вынуждены закрыть галерею и опечатать ее вплоть до прибытия экспертов, приглашенных из института Дернера и Государственных коллекций графических работ.

Жюльетт больше не понимала этот мир. Хотя она так и не получила высшего образования, ее ценили как эксперта в области экспрессионистской графики. Она просто не могла представить, что ее обвиняют в подделке, поскольку всегда имела дело исключительно с уважаемыми коллекционерами и аукционными фирмами.

Не замешан ли в этом деле ее муж? Может, Гинрих хотел отомстить? Успех Жюльетт всегда был бельмом на глазу профессора. Независимость, которой она добилась благодаря своей галерее, уже давно мешала ему. Он знал, что Жюльетт зарабатывает достаточно денег, чтобы без колебаний оставить его. А теперь, когда он удостоверился в ее связи с Бродкой, у него появился достаточный повод, чтобы унизить жену подобным образом.

Медленно, очень медленно приходил в себя Бродка, погруженный в глубокий искусственный сон. С минуту он смотрел в потолок, на котором не было ничего, кроме светлого размытого пятна, оказавшегося лампой из матового стекла. Глядя на большое белое пространство, он в конце концов проснулся.

Преодолев охвативший его страх, Бродка вспомнил, что его доставили в психиатрическую больницу. То, что сообщил ему мозг, было для него настолько далеким, что Бродка не смог бы утверждать, происходили ли эти события в реальности или же ему все только привиделось.

Александр с трудом сел на постели. Он вспотел, простыня и подушка прилипали к телу. Оглядев себя более внимательно, он увидел, что на нем — отвратительный белый халат, что-то вроде накидки из очень плотного материала, завязанной на спине.

Комната была небольшой, вся обстановка состояла из одного белого шкафа. Окно в комнате показалось ему очень странным. Рассмотрев его, Бродка понял, почему оно выглядело столь своеобразно: на раме не было ручки, только четырехугольное отверстие для специального ключа.

Тем не менее оно впускало в комнату узкий солнечный луч. Как и во всех клиниках, здесь пахло мастикой, и от одного этого запаха ему стало тошно. Александр осторожно ощупал всего себя — живот, руки, шею и лицо, — чтобы понять, не был ли он ранен и не свисает ли с него какая-нибудь трубка от капельницы или кабель, подключенный к медицинским мониторам для наблюдения. Бродка с облегчением констатировал, что ничего этого нет, и попытался убедить себя в том, что все не так уж плохо. Нужно сохранять спокойствие, сказал он себе. То, что ты не сумасшедший, они поняли давным-давно.

Но действительно ли он психически здоров?

Бродка закрыл лицо руками. Та женщина в соборе… почему она не идет у него из головы? Если он будет продолжать думать о ней, то и в самом деле может сойти с ума. Она тебе незнакома, черт побери, стучало у него в висках. Пойми же ты это, наконец! А где Жюльетт? Он не знал даже, сколько проспал. Следы от уколов с синяками на обеих руках свидетельствовали о том, что спать ему помогали. При малейшей попытке поднять руки он тут же бессильно опускал их. Казалось, вместо крови у него в жилах тек свинец.

Бродка зевнул, но больше не пытался делать этого, поскольку челюсть болела нестерпимо. Приложив максимум усилий, он с трудом соскользнул с кровати. Семь шагов до окна дались ему так тяжело, как будто он совершил пеший марш по горам.

Бросив взгляд в окно, Бродка увидел внутренний двор и одноэтажное здание напротив. Заполненные грязным бельем алюминиевые контейнеры, выстроившиеся в ряд, ждали, пока их вывезут. Ничего приятного.

Белый шкаф, стоявший у кровати, был заперт. Где же его одежда, деньги, портмоне? Услышав чьи-то шаги в коридоре, он с максимально возможной скоростью нырнул обратно в постель.

В дверях показалась монахиня в белом чепце. Увидев, что Бродка не спит, она приветливо улыбнулась и поинтересовалась его самочувствием.

Только теперь Бродка заметил, что ему трудно говорить. Вместо ответа на вопрос Александр, со своей стороны, осведомился, сколько он проспал.

Шесть дней, показала ему на пальцах сестра, как будто он был глухим.

Бродка испугался. Шесть дней глубокого сна? Этого он не ожидал. Шесть дней — это очень долго, за это время многое может произойти. Он поспешно спросил, где его одежда и когда его наконец отпустят. Приветливое выражение вмиг исчезло с лица монахини; она поглядела на него почти со злостью, и ее показное добродушие сменилось строгостью. Он не в доме отдыха, язвительно заметила женщина, а в медицинском учреждении закрытого типа. Что касается длительности его пребывания здесь, то все решает врач, а не пациент. И, поджав губы, добавила, что одежда и ценные вещи Бродки в надежном месте.

Александр едва не накричал на монахиню, заявив, что он не сумасшедший, а жертва случайных обстоятельств. Но как объяснить ситуацию этой женщине? Сказать, что у него были галлюцинации? Не затянет ли его подобное утверждение еще глубже в болото?

Бродка предпочел промолчать, сжался в буквальном смысле этого слова, решив не возражать. На ум пришла мысль о побеге.

Монахиня молча вышла из комнаты, оставив Бродку пребывать в полнейшей растерянности. Он чувствовал себя настолько слабым и запутавшимся, что не мог собраться с мыслями. Из головы не уходил вопрос: «Сколько будет продолжаться мое падение? Бродка — в сумасшедшем доме! Это же бред какой-то!» От отчаяния он засмеялся, но звук собственного голоса испугал его.

В тот же миг в комнату снова вошла сестра. Напустив на себя суровый вид, она протянула Бродке стакан воды и две розовые капсулы. Бродка взял капсулы в ладонь и под ее строгим взглядом сделал вид, что проглотил их, а сам незаметно опустил их в рукав своего халата. Это был скорее рефлекс, чем здравое решение.

Капсулы, как объяснила монахиня в неожиданном приступе дружелюбия, прогонят его «дурные мысли». Когда она закрыла за собой дверь, Бродка услышал звук повернувшегося в замке ключа. Только теперь он заметил в двери шпиона — отвратительную маленькую линзу.

Бродка остался один. «Боже милостивый, — подумал он, — я проспал шесть дней!» Ему не хватало его часов. Казалось, что он утратил всякое чувство реальности. Какое-то время он дремал, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся снаружи, и спрашивал себя, как быть дальше.

После нескольких часов, которые прошли в размышлениях, Бродка снова услышал, как в замке его комнаты повернулся ключ, а затем появилась медсестра в чепце. Взгляд ее был строгим, осанка — деловой. Она заглянула в горшок, стоявший под кроватью, подняла крышку. Бродка его даже не заметил, не говоря уже о том, чтобы им воспользоваться. Ему было противно.