Соблазнить шпиона - Селеста Брэдли

Он больно тянул ее за волосы, но эта боль лишь добавляла удовольствия к его нетерпеливому объятию.

Чем больше она отдавала, тем более жадно он это брал. Его рот удалился от ее губ, чтобы жадно присосаться к ее шее, ухватить зубами ее плечо, исследовать жарким языком ее ухо.

Одна рука отпустила ее волосы и принялась теребить ее корсаж. Прежде чем Алисия поняла, что он собирается делать, Стентон опустил рукав к локтю и обнажил ее грудь для своего жадного рта.

– Ах!

Ее протестующий писк затих, когда он повернул ее и прижал к стене, поднял, чтобы иметь лучший доступ к ее груди. Она чувствовала спиной холодную стену, а его жаркий, влажный язык – на своем соске. Он сосал жестко, и она забыла о протесте, вместо этого погрузив руки в его волосы и притягивая его ближе к себе.

Алисия почувствовала, как рука Стентона поднимает ее юбку, пробираясь между ног и срывая ее тонкие, как паутинка, панталоны, которые она считала своим личным секретом.

Он нашел ее лоно с нетерпеливой уверенностью, взял его в горсть и сжал своей большой рукой. Длинный твердый палец проник в него. Где-то в уголке сознания Алисия знала, что должна проявлять осторожность, но она могла лишь висеть в его руках, позволяя ему эту грубую, почти жестокую ласку.

Палец погрузился глубже, потом отодвинулся и начал двигаться в безжалостном, ныряющем ритме. Она приняла плотскую свирепость с полным отсутствием воли, контролируемая только его жаром, струящимся через ее тело, лишающим ее способности защищаться.

Его рот переместился к другой груди, оставив первую, воспаленную, влажную и голую, на холодном воздухе. Теперь оба рукава были спущены к локтям. Ее ладони затерялись в его густых волосах, хватая их, когда он продолжал свой грубый ритм внутри ее.

Она чувствовала себя пронзенной и захваченной в плен и греховно, эротически попранной – и одновременно исключительно живой в его руках.

Он нашел путь, как проникнуть в нее, новый угол и нажим, который внезапно заставил ее вскрикнуть. Она почувствовала, как к первому пальцу присоединился второй, крепко нажимая в ее теснину, заставляя ее шире раздвигать бедра, чтобы принять его. Потом она взорвалась в вихре наслаждения, унесшего последнюю совестливую мысль. Ее не волновало, что она пронзительно кричит. Ее не волновало, что пальцы Уиндема стали влажными от ее влаги, чтоон оставил красные следы и царапины от зубов на ее грудях или что ее соски стали твердыми, и набухли, и болят от его жадного рта.

От нее не осталось ничего, кроме раскаленного добела наслаждения и свободы от него.

Она пришла в себя, осознав, что дыхание вырывается у нее всхлипами, что он убрал руку с ее юбки и теперь держит ее за талию, опустив голову на ее шею.

Она чувствовала его горячее дыхание на своих сосках и понимала, что он достиг такого же освобождения.

Она подняла руки, которые каким-то образом оказались на его плечах, и нежно погладила его по волосам.

– Стент…

– Леди Алисия, – прервал ее Уиндем, голос у него был хриплый. – Я должен просить вас принять мои самые глубокие извинения. У меня не было права так грубо использовать вас.

– Ах, Боже мой, – сказала Алисия с нервным смешком, едва дыша, – надеюсь, вы никогда не будете демонстрировать мне доброту. Это может убить меня.

Стентон не слушал ее. Он сознавал размеры своей ошибки. Он полностью утратил контроль над собой. И в себя он пришел только после того, как ее крики эхом отразились от мраморных стен коридора. Только тогда он снова понял, где он и кто он.

Он заставил себя посмотреть на ситуацию холодным взглядом.

Втайне он всегда надеялся: однажды он встретит ту единственную, женщину, которая сможет пробить броню его сдержанности. Она будет умолять его не только о сдержанности и долге, и она станет его, и только его, навеки.

Однажды.

Но теперь не время. Эта светская вакханалия – неподходящее место, Боже, нет! Не теперь, когда заговорщик на свободе!

Более того, печально известная аморальная леди Алисия, совершенно очевидно, не та женщина.

Уиндем подождал, пока леди Алисия Лоуренс приведет в порядок свое платье, – он отвернулся, уставив глаза в пол, – и повел ее к первой ступеньке винтовой лестницы, ведущей в их комнату.

Он коротко поклонился:

– Благодарю, миледи, за самый приятный… вечер.

Алисия поколебалась, потом кивнула в ответ:

– Мне было тоже приятно, милорд. Я вас увижу завтра… э… сегодня, позже?

Ему понадобилось время, чтобы поправить шейный платок.

– Конечно, – сказала Стентон, не глядя на нее. – Мы должны присутствовать на маскараде.

– Ах да, – тихо сказала Алисия. – Маскарад. Лорд Кросс не жалеет фантазии на свои мероприятия. Там я вас и увижу. – Она повернулась и начала подниматься по ступенькам. Через три ступеньки она остановилась и обернулась: – Это была ужасная ошибка, не правда ли?

Стентон глубоко вздохнул, потом поднял голову и взглянул ей в лицо:

– Да.

Она медленно кивнула.

– Все мои лучшие идеи оказываются ошибками. – Она слегка нахмурилась. – Не знаю, что мне вам сказать. Мне полагается уверять вас в том, что вы не должны чувствовать себя обязанным говорить всякую такую ерунду?

Он насмешливо скривил губы. Она непотопляема.

– Считайте, что вы меня уже убедили.

Алисия облегченно вздохнула.

– Очень хорошо. Тогда желаю приятно провести утро. – Она отвернулась и, приподняв подол платья, заспешила вверх по лестнице.

Стентон смотрел, как она удаляется. Это было грубейшей ошибкой, все в целом. Она, кажется, пережила это спокойно, хотя взгляд ее милых зеленых глаз после всего…

Уиндем опасался, что после всего этого его будет преследовать чувство опустошенности. Он должен был понимать, насколько она беззащитна под этой маской бунтарки. Она действительно свободна духом и капризна, но все-таки она леди, несмотря на свое поведение, леди, заслуживающая лучшего отношения, чем быть изнасилованной им в коридоре.

Алисия вернулась в их спальню. Комната показалась ей сейчас темной и заполненной незнакомой мебелью. Предметы неясно вырисовывались в полутьме, и балдахин кровати угрожающе заколыхался, когда она задела его, проходя мимо.

Алисия прошла к камину и, ухватившись руками за край изящно вырезанного камня, уткнулась лбом в костяшки пальцев.

Она вела себя глупо, очень глупо.

Ощущая босыми ногами мягкий и теплый ковер, она смотрела, как горящие угли бросают красные блики на подол ее платья. Ей казалось, будто она все еще чувствует жар их внезапно вспыхнувшей страсти.

«Ошибка», – сказала она, и он согласился. Но она надеялась, что он будет вести себя по-другому: нежно поцелует ее, поведет наверх и поможет успокоить дрожь в ее теле. Вместо этого он поклонился и ушел, как будто между ними не произошло ничего особенного, кроме приятного тура вальса.