Ночная радуга - Евгения Михайлова

Не было у нас никаких отпеваний и никаких речей. А людей с узнаваемыми и очень известными лицами было много. Они не речи произносили, а хорошие, печальные и красивые слова. Маме бы понравилось. И все держали дистанцию по отношению к гробу с неизвестной девушкой. Наверное, они были в курсе, но я сама ничего не объясняла и не афишировала. Краем глаза видела шустрых людей с фотоаппаратами: это пресса. Ее нужно оставлять на голодном пайке. Они и без фактов вылезут из кожи, чтобы чужую беду превратить в свой гонорар. Они, конечно, скоро узнают, чья дочь будет похоронена рядом с моей мамой. И где в это время находится ее отец-убийца. Слепят желтую «Санту-Барбару» для толпы.

Я устроила куклу у мертвого сердца Дианы. Как с ними удобно сейчас общаться, не нужно произносить слова. Я сказала Диане, чтобы она не боялась. Любой путь кончается. И у нее впереди что-то другое, что-то лучшее, чем земная жизнь. «Ты меня слышишь?» — спросила я. Мертвые губы улыбнулись. Кто-то передал мне огромный букет белых роз. У Дианы совсем не было цветов. Я подняла голову и увидела за толпой одиноко стоящего человека, он поднял руку в знак приветствия и прощания, повернулся и ушел. Это Карлос. Опять уместное и картинно-благородное поведение.

Все. Прячьте моих людей от меня. Засыпайте их мерзлой землей. Ставьте свои кресты. Но без меня. Я это не буду видеть. Я убежала, улетела. Никто не заметил, как я вместо слез полила место прощания кровью из глаз. Здесь точка всех моих родственных связей. И неважно, что мы так редко и мало виделись на земле. Что они обе не были мне нужны в моих путаных днях. Был же какой-то смысл в самом факте нашего появления.

На обратном пути я писала, я видела свое кино. Мама, любовь, убийство. Ее дочери. Где-то там. Пока за кадром.

Александр Васильевич высадил меня во дворе.

— Мне зайти?

— Время есть?

— Немного.

— Тогда давайте сделаем, как положено у людей. Купим водку и помянем.

Хорошая компания молча смотрела вслед моим близким. Масленников, Кирилл, который стоял, держась за спинку кровати, я и куклы. Два стакана с водкой и черными кусочками хлеба перед портретом мамы и карточкой на паспорт Дианы. Другого снимка мы не нашли. Фото из социальных сетей смотрелись бы еще более неуместно.

Александр Васильевич уехал. Я вдруг затряслась от озноба в объятиях Кирилла. День еще не закончился. И не было почему-то уверенности, что мы успеем спрятаться в ночь. Проклятое предчувствие.

Позвонил Петр Пастухов. Мы спокойно поговорило обо всем, а потом вдруг он сказал на прощание:

— Виктория, я был осчастливлен нашей встречей. Мы с Машей так благодарны вам за то, что вы скрасили наши очень тяжелые дни. Давно тяжелые. И вы — как лучик в моей загубленной судьбе. Светлая память нашим близким.

Мы простились. А я все не находила себя в последних событиях. Какая-то тайна еще угрожала из падающей ночи. Прошло много часов. Я сидела у камина, глядя на кукольный хоровод, когда Кирилл тихо сказал:

— Вика, позвонил Сережа. Горит дом Пастуховых. Там нашли тела хозяев. Предварительное заключение — двойное самоубийство.

Да. Это оно. Мне казалось, что они не будут жить после похорон Ильи. Отбыли свою каторгу. Но за что он мне причинил эту боль? И я наконец заплакала. Даже не заплакала. Я заревела, громко, обиженно, безнадежно, как будто меня опять, как в детстве, бросили все.

Кирилл пытался меня успокоить, вливал мне в рот какие-то капли, пытался напоить водкой, кофе. А я отбивалась и кричала:

— Я не хочу тебя видеть! Все, на кого я смотрела, умирали. Я так больше не могу! Я хочу умереть раньше, чем исчезнешь ты.

Историческая дата настигла меня неожиданно. Позвонили из суда и пригласили на заседание, в котором я являюсь главным свидетелем. Суд над Сережей.

— Почему так быстро? — перепуганно спросила я у Масленникова. — Я как-то не готова. Думала, следствие длится долго.

— Следствие может длиться десятилетиями теоретически. Когда много вопросов или нет желающих поставить точку. В данном случае все идеально совпало. Следствие — команда Земцова — работало только с ответами. Более того, обвиняемый помогал им во всем, как обычно в их постоянном сотрудничестве. Я свою работу сделал на следующий день, Слава отправил завершенный материал через неделю. Суд назначил ближайшую дату: им всем тоже интересно посмотреть эту историю. Пресса записывалась заранее в очередь. В газетах уже есть анонсы.

Если бы я была судьей, прокурором… Если бы я была богиней правосудия — и увидела эти глаза. Эти полные самой чистой синевы, честные и правдивые глаза младенца и мудреца на красивом, мужественном лице киношного ковбоя, который жертвенно и скорбно сидит на скамье подсудимых и ни в чем не оправдывается. Сергей не просит смягчения своей участи, он признает свою вину, он готов отдать на растерзание свою судьбу. Но его вина — не перед судом, а перед самой природой, ибо он лишил жизни человека. Но он не раскаивается и, если бы ситуацию можно было переиграть, поступил бы так же. Вновь убил бы убийцу. Он понесет свой крест. Сурово его слушал прокурор с низким лбом и квадратной челюстью. Судья: круглое лицо без выражения, могучие мужские плечи под мантией перетекают в огромного размера бюст, ибо это дама. Судья недоуменно шевелит бровями, и мне кажется, что в ее глазах есть что-то за пределами протокола. Какое-то чувство, которое она сама не может расшифровать. И как бы я поступила, будучи богиней правосудия в этом процессе? Ну, со мной не вопрос. Я бы все ему отдала, этому прелестному подсудимому. И свободу, и профессию, и доброе имя. И, прости меня, господи, я бы и сама ему отдалась. Никто лучше меня, наверное, не знает Сергея и его уникальную способность входить в роль. Невозможно обидеть такого чудного человека. Он всего лишь убил подонка. За меня. За Кирилла. И потом, он мне просто нужен. Как в телевизионном шоу, когда остается постоянно один шанс: «звонок Сергею».

Потерпевшей на процессе выступала странная женщина — гражданская жена погибшего киллера Иванцова. Она сказала, что Иванцов — честный электрик, что Сергей врет и никакого оружия у ее сожителя быть не могло. Напирала на то, что, лишившись его зарплаты в ДЭЗе — семь тысяч рублей, — осталась без средств к существованию.

Подполковник Земцов выступил в качестве свидетеля как следователь по делу о покушении на Кирилла. Он зачитал выдержки из послужного списка погибшего киллера. Сообщил, что все соучастники, за исключением одного, задержаны и дают показания. И передал слово эксперту Масленникову. Александр Васильевич сообщил о том, что у погибшего было оружие во всех карманах. В том числе граната — в левом заднем. Когда он упал, был в сознании, теоретически у него были время и возможность достать левой рукой гранату. И в этом случае пострадало бы много людей, включая меня, я в это время бежала к Кириллу.

— Теоретически и я сейчас всех тут уложу. У меня тоже есть оружие, — саркастически изрек прокурор.

Я как главный свидетель решила обойтись без реверансов в сторону истины. И уверенно заявила: