За пригоршню чар - Ким Харрисон

Глубокая и резкая боль исказила лицо Дженкса.

— Джакс — первый из наших с Мэтти детей, кто пережилзиму, — прошептал он, и я вдруг перестала чувствовать сладостьшоколада. — Он был такой маленький… Я его четыре месяца по ночам обнимал,чтобы он не замерз. Я должен его найти, Рейч.

О Господи… Я вздохнула, проглатывая кусок батончика и думая,способна ли я любить кого-то так же сильно.

— Мы его найдем, — повторила я.

Чувствуя себя абсолютно не в своей тарелке, я потянулась кплечу Дженкса и отдернула руку в последний момент. Он заметил, и стало еще неудобней.

Можно ехать? — спросила я, заворачивая остатокбатончика в обертку и хватаясь за ручку двери. — Мы уже почти приехали.Возьмем номер в гостинице, отыщем, что пожевать, и прогуляемся по магазинам.

По магазинам? — Задрав тонкие брови, Дженкс пошел к своейдвери.

Обе дверцы хлопнули одновременно, я застегнула ремень,чувствуя прилив сил и решимости.

— Ты же не думаешь, что я буду разгуливать в обществешестифутового сладкого красавчика, одетого в это жуткое трико?

Дженкс покраснел до корней волос; на худом лице, однако,отразилось лукавое веселье.

— Да, пару трусов заиметь неплохо бы.

Фыркнув от смеха, я завела мотор и дала задний ход, успеввырубить плеер, пока он не заорал опять.

Насчет трусов прости. Мне просто нужно было оттуда выбратьсяпоскорей.

Мне тоже, — ответил он к моему удивлению. — АКистеновы я не надел бы. Он славный парень и вообще, но он воняет. — Оннеловко потеребил воротник. — Да… Это… Спасибо за то, что ты там сказала.

Я подняла бровь. Проверив дорогу, вырулила на проезжуючасть.

— Где? На последней остановке?

Он неловко пожал плечами от смущения:

Нет, на кухне. Насчет того, что тебе кроме меня другихнапарников не нужно.

А… — Я покраснела, упорно глядя в зад машине перед нами— черному поцарапанному «корвету», напомнившему мне вторую машинуКистена. — Это правда, Дженкс. Мне тебя пять месяцев так не хватало! Иесли ты не вернешься в фирму, честное слово, я тебя таким вот и оставлю.

Ужас на его лице исчез, когда он сообразил, что я шучу.

— Тинкины крылышки, только посмей! — сказал он. —Я ж даже пыльцой никого посыпать не могу. С меня теперь пот течет, а не пыльца,представляешь? Вода льется, блин. На кой фиг мне этот пот? Размазать кому пороже, чтобы он сблевал от омерзения? Ты вон тоже потеешь, и никакогоудовольствия это не доставляет. А про секс даже думать не хочется — прижиматьсяпотными тушками? Фу, гадость. Какой там контроль над рождаемостью? Неудивляюсь, что у вас детей — фиг да маленько.

Он передернулся всем телом, и я улыбнулась. Старый добрыйДженкс,

Тут он полез копаться в дисках, и я напряглась — он, похоже,ощутил, выпрямился, сложил руки на коленях и уставился в темнеющее небо. Мывыехали из леса, и вдоль реки тонкой полосой уже видны были дома и деловыекварталы, а за ними плоской гладью лежало озеро, серое в гаснущем свете.

— Рэйчел, — тихо сказал Дженкс. — Я неуверен, что вернусь.

Я в испуге повернулась к нему, потом опять к дороге и опятьк нему.

— То есть как не уверен? Если ты это из-за Трента…

Он поднял ладонь, нахмурившись:

— Не из-за Трента. Я понял, что он эльф. Вычислил,когда помогал вчера Кери.

Я вздрогнула, машину занесло на желтую линию. Сзадизагудели, я поспешно выкрутила руль обратно.

Вычислил?.. — У меня сердце заколотилосьбыстрее. — Дженкс, я хотела тебе сказать. Правда. Но я боялась, что тыразболтаешь, и…

— Я никому не скажу. — На лице у него былонаписано, чего ему стоит такое заявление. Эта новость обеспечила бы ему средипикси невероятный авторитет. — Если я скажу, то значит, ты права была,когда мне не доверяла, а ты была не права!

Голос у него звучал резко, и мне опять стало стыдно.

— Тогда в чем дело? — спросила я.

Лучше бы он этот вопрос поднял, когда мы на стоянке торчали,а не теперь, когда я рулила по окраинам незнакомого города, пытаясь найтидорогу в морях неоновой рекламы.

Он помолчал секунду, приводя в порядок мысли; юное лицо былозадумчиво.

Мне восемнадцать, — сказал он наконец. — Тызнаешь, сколько это для пикси? Я теряю быстроту. Ты меня рукой сбила прошлойосенью, а Айви может меня в полете сцапать в любой момент.

У Айви реакции Пискари, мастера неживых вампиров, — виспуге возразила я. — А мне просто повезло. Дженкс, ты выглядишь классно.Ты вовсе не старый.

Рэйчел… — сказал он со вздохом. — Мои дети ужеразъезжаются, у них появляется собственная жизнь. Сад начинает пустеть. Я не жалуюсь, —вскинулся он. — Это очень здорово, что ты тогда уступила мне желание, и япожелал себе стерильность, потому что у пикси дети, рожденные в последние тригода жизни родителей, очень редко живут долго — и Маталину убивало сознание,что рожденные ею детишки после ее смерти и недели не проживут. А наша маленькаяДжозефина… Она уже летает. Даже она не выживет.

У него голос пресекся, и у меня перехватило дыхание.

С этим желанием и с садом в нашем распоряжении, —продолжил он, глядя прямо перед собой в лобовое стекло, — я могу небояться за детей, когда нас с Маталиной не станет, и спасибо за это тебе.

Дженкс… — встряла я, не могла я уже это слушать.

Помолчи, — резко бросил он, гладкие щеки еговспыхнули. — Не надо мне твоей жалости. — Явно разозлившись, онвысунул локоть в окно. — Я сам виноват. Меня это не заботило, пока я непознакомился с тобой и с Айви. Я старик! Плевать мне, как я выгляжу, я простобешусь как черт, что вы ваш долбаный детективный бизнес будете вести еще хрензнает сколько, а я в нем быть не смогу! Вот почему я не вернусь. А не потому,что ты не сказала мне, кто такой Трент Каламак.

Я промолчала, в отчаяньи стиснув зубы. Не додумалась я, чтоон настолько стар. Посигналив, я повернула направо на набережную. Впередигромоздился мост, соединявший верхнюю и нижнюю части полуострова Мичиган, весьсверкающий и залитый огнями.

— Тоже мне, причина не вернуться, — сказала янеуверенно. — Я вон демонской магией балуюсь, а Айви — наследникПискари. — Крутанув руль, я завернула к двухэтажному мотелю, буквой «Г»изогнувшемуся вокруг открытого бассейна. Я остановила машину под полинялымкрасно-белым навесом, осмотрительно пропустив перебегающих дорогу перед носоммашины детишек в плавках и пластиковых надувных рукавчиках. С трудомпоспевающая за ними мать благодарно помахала мне рукой. «Либо психи, либовервольфы», — подумала я. На улице было градусов пятнадцать, небольше. — Что она, что я до завтра можем не дожить.