Украинский рубеж. История и геополитика - Наталия Алексеевна Нарочницкая

дискутировали на немецком, французском, английском языках, но сравнивали и корректировали переводы с древнегреческого языка, латыни. В своем известном письме редактору французского журнала Хомяков разбирает перевод послания апостола Павла на немецкий язык, сделанный одним пастором, и пишет: «Как же он мог использовать этот термин? Если на арамейском это так, на древнегреческом — так, в латыни было вот так, то сразу же видно, что здесь два смысла, и он должен был использовать не этот, а другой!» И как наши западники, в основном экономисты, могли понять, откуда идут корни великой европейской культуры, которая всегда для русского сознания имела огромное обаяние, и отрицать это невозможно и не нужно?

На всем протяжении своей истории, от Московии до Великой России и в XX веке до коммунистической СССР, это явление, независимо от наличия реальных внешнеполитических и геополитических противоречий между Россией как государством, а не как субцивилизацией и другими государствами, всё равно сопровождалось заинтересованной ревностью особого характера, которая свойственна разошедшимся членам некогда одной семьи. Под великой западноевропейской культурой я понимаю не только литературу и искусство, но и всё, что человек делает на земле, исходя из определенного логического ряда ценностей и отвечая на вопросы: что есть человек, что есть Бог, что есть тварный мир, каковы задачи и цели существования человека на Земле, за что он будет судим. Надо сказать, что эти принципы были в основном одинаковы для православной ойкумены и для латинского Запада, в обеих частях этого общехристианского мира, о котором мы скорее знаем по противоречиям и соперничеству, а ведь на самом деле люди давали одинаковый ответ на основные вызовы жизни. И сегодня, принимая во внимание недавнюю встречу патриарха и папы и исходя из своего опыта общения с европейскими консерваторами, могу сказать, что у меня с моими коллегами-консерваторами нет дилеммы «Россия и Европа». Мы удручены одними и теми же явлениями, нас вдохновляют одни и те же импульсы по сохранению своих христианских корней. Не случайно эта дилемма существует уже не одно столетие.

Так никто и не может дать ответ на вопрос, принадлежит ли Россия к европейской цивилизации. На мой взгляд, мы принадлежим к общехристианской цивилизации. Европейские консерваторы это признают. Но Россия — это, безусловно, особая субцивилизация, которая постоянно воспроизводит и то, что нас с Западом объединяет, и то, что нас отличает. И я думаю, что так будет всегда. Поэтому было бы лучше, если бы Европа признала нас такими, какие мы есть, потому что ни та, ни другая история, особенно история реализации христианских заповедей на Земле, в государственном строительстве, не дает полного ответа, и только вместе мы даем полноту человеческого опыта на Земле в общехристианском смысле. Жак Ле Гофф, один из крупных представителей школы «Анналов», прямо писал: «…то, что ныне предстоит осуществить европейцам Востока и Запада, заключается в объединении обеих половин, вышедших из общего, я бы сказал, братского наследия единой цивилизации, уважающей порожденные историей различия». Когда читаешь его работу «Цивилизация средневекового запада», понимаешь, что в Средние века на смертном одре рыцари и короли так боялись Страшного суда, что принимали монашество, отрекались от всего своего богатства, вся жизнь была построена вокруг годичной литургической системы — от Рождества к Пасхе, вокруг жития святых и т. д.

Европа по-настоящему отделилась от нас с эпохи Просвещения. Просвещение, которое дало всплеск возрождению культуры, на самом деле, как пишут религиозные философы, сначала поставило знак равенства между человеком и Богом. Богоподобие преобразовалось в богоравность, а потом человек, наоборот, встал над Богом, уничтожив Бога в душе, в своем сердце. Все замечательные, но перекодированные в земные критерии духовные тезисы, поиски человека привели к приземлению, которое мы неизбежно видим. Возрождение воспевало человека, его силу. Великие литературные произведения показывали нам героизм. Ведь в западноевропейской культуре, романтической литературе вера, Отечество, честь, долг, любовь были выше жизни, несмотря на высокопарный стиль аристократической культуры — «честь дороже жизни» маркиза ди Поза в «Дон Карлосе». В русской сказке Иван, крестьянский сын, когда делал нравственный выбор, говорил: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». То есть философски это та же нравственная дилемма. Когда встает выбор, крестьянин простым языком и аристократ высокими словами говорят, что надо поступить так, «как долг велит», как шекспировская Карделия. Но Шекспир — гений, и он символически предопределил Карделии с этими принципами умереть.

Отношение Европы к России изначально было отмечено скепсисом, недоверием ко всему отличному. Евроцентричность европейского сознания — это, безусловно, характерная черта, которая не исчезает. Все, что не является Западом, не представляет особого интереса и принимается лишь в том случае, если незападная страна хочет стать похожей на западную. Сегодня нервическое отношение к дилемме «Россия и Европа» совершенно не изжито Западом. Мне часто в международных дискуссиях предлагают эту тему, на что я отвечаю: «Одно то, что вы так ставите вопрос, говорит о том, что вы нервически относитесь к этой теме. Вы же не предлагаете эту тему китайцу, вы спокойно относитесь к тому, что китайская цивилизация — это другая цивилизация. Вы намерены иметь с ней хорошие отношения, уважая различия, изучая конфуцианство, китайское искусство. А также с арабами, с которыми вы граничите и которые вас наводнили. Арабское завоевание Европы внесло свои культурные акценты в архитектуру, мавританский стиль. Здесь же вы не ставите такую дилемму. Но почему-то только Россия вызывает нервическое отношение. А именно потому, что мы являемся двумя сторонами одного целого, но каждая со своими особенностями».

Что есть Европа сейчас? Это ли романо-германская культура, где человек — это воплощенный долг в борьбе добра и зла? Или это доктрина «прав человека», система, где презрительная и теплохладная сентенция Понтия Пилата «Что есть истина?» стала девизом современной либертаристской философии? Когда Спаситель сказал: «Я затем пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине», — Понтий Пилат, презрительно пожав плечами, спросил: «Что есть истина?» Я иногда провоцирую своих оппонентов. Они, не зная, что это слова Понтия Пилата, говорят: «А что есть истина?» Но тут я их ловлю: «Вот видите, спор этот продолжается 2000 лет».

Европа — это не только латинская Европа, Европа — это и православный опыт поствизантийского пространства. Вдумчивые исследователи на Западе никогда не считали Россию Азией. Азия ведь тоже разная. Это ведь и ислам, и пантеистический Восток. Сейчас всё окрашено чудовищными явлениями, которые мы наблюдаем. Но Арабский халифат был выше по культуре, чем тогдашний средневековый Запад. Когда арабы завоевали всю Южную Европу и Испанию, они были выше по культуре, философии, по мысли,