Жиган - Евгений Сухов

– Вода чистая есть? – спросил он.

– Вот, – передали ему ковшик с водой.

– И тряпицу почище еще надо.

Нашли и тряпицу.

– Водку поблизости можно где-нибудь купить? Надо рану продезинфицировать.

– Да не надо ничо, авось само заживет, – буркнул Кочет.

– Может, и заживет само, – согласился Иван и после короткой паузы добавил: – А может, гноиться начнет. Тогда и до заражения крови недалеко… Тебе это нужно? – посмотрел он на Кочета.

– Водку еще найти надо… – заметил Козырь. – А самогонка пойдет? Тут недалеко на Малой Серпуховской улице в одном дворе самосадку[31] лихо варят.

– Пойдет, – ответил Иван. Он достал из кармана последние деньги, что у него были, и передал Козырю: – Пусть сходит кто-нибудь.

– Этого не хватит, – покачал головой Козырь.

– У меня больше нет, – буркнул Голенищев-Кутузов.

– Ладно. Из общего возьмем, – заключил Козырь.

Он полез в карман и достал пачку сложенных пополам денежных купюр. Потом подозвал пацана лет двенадцати:

– Шмель, слетай на Малую Серпуховскую к тетке Борвихе и купи самосадки. И смотри, чтоб стоящей была…

Тем временем Иван занялся промыванием раны. Потом снял гимнастерку и выдрал и так уже не из целой рубахи длинный лоскут. Когда с бутылкой мутноватой самосадки пришел Шмель, вылил с полстакана самогонки на рану Кочета, потом смочил в самогонке тряпицу, приложил к ране и перевязал ее лоскутом от рубахи.

– Вот так будет лучше, – сказал он, оглядывая свою работу.

– Благодарю, – кивнул Кочет.

Вечером, когда пацаны уже улеглись, Козырь подошел к Ивану:

– Давеча ты говорил мне, что воевал…

– Воевал.

– А убивать приходилось?

– Приходилось.

– И как после этого?

– А никак, – поймал взгляд Козыря Иван. – На войне выбора нет: либо ты, либо тебя.

– У меня был выбор… – неопределенно проговорил пацан.

– Был. Но ты выбрал то, что выбрал. Что, будешь сокрушаться, посыпать голову пеплом и кусать локти? Так все равно сделанного не вернешь.

– Он был жохом яманным[32], – тихо произнес Козырь.

– Тем более, – ответил Иван, хотя ни черта не понял из того, что сказал Козырь.

– А все равно на душе хреновато…

– Пройдет, – заверил его Иван. – Позже.

Интересно, почему Козырь решил поделиться с ним своими переживаниями? Это что, попытка поплакаться в жилетку или признание Голована за равного? А что, если приручить этих ребят? Создать эдакую маленькую личную армию, готовую по приказу своего командира на любые противозаконные действия? Сейчас они пока волчата. Но если воспитать из них настоящих волков, подчиняющихся собственным законам, а не навязанным новой властью, то для этой власти такие люди-волки станут чрезвычайно опасны. А он, потомственный дворянин и боевой офицер Иван Викторович Голенищев-Кутузов, с помощью этих людей будет мстить этой власти. Все время, пока жив…

Два с половиной года для человеческой жизни не такой уж и большой срок. Но в течение его может произойти столько событий, что хватит лет на пять. А то и на десять. Иной раз случается, что они задают направление на всю жизнь…

Валя Волков за два года подрос и научился грамоте, арифметике и прочим премудростям, чему обучают в начальных и даже средних классах гимназии. Виною тому – учителя, которых нанимал Аркадий Степанович для обучения воспитанника.

Конечно, можно было отдать Валентина в обычную школу. Но там могут спросить, кто такой Аркадий Степанович Петров для Вали Волкова? Потребуют бумагу, подтверждающую родство. А убедившись, что Аркадий Степанович вовсе никакой не двоюродный дедушка, возьмут да и отнимут Валентина, к которому Инженер привязался как к родному внучку, и определят в какой-нибудь приют для беспризорников, в котором жизнь – далеко не мед. Нет уж, пусть живет дома! А все, что нужно для роста, здоровья и образования мальчика, Аркадий Степанович ему обеспечит.

А еще Инженер стал потихоньку и ненавязчиво обучать Валю своему ремеслу…

Поначалу они изучили строение и механизмы различных замков. И зря Аркадий Степанович боялся, что Вале будет это неинтересно. Оказалось, мальчишке было весьма занятно собирать и разбирать навесные и врезные замки и прочие механизмы – была у него к железкам и разной механике настоящая жилка.

Потом Аркадий Степанович стал знакомить Валю со своим «шниферским» инструментарием. Мальчишка все воспринимал с лету, быстро научился подбирать для амбарных, сувальдных и штифтовых английских замков отмычки и изготовлять собственные. А однажды задал Аркадию Степановичу резонный и вполне осмысленный вопрос:

– Дед, а зачем ты меня этому учишь?

Инженер на время задумался, подыскивая подходящие слова, а потом ответил:

– Я тебя не случайно учу этому дело, я им владею очень хорошо. По всей стране едва ли наберется десяток «мазов», знающих его так же, как я. А человека, лучше других делающего какое-либо дело, всегда ценят и уважают. Кроме того, любое дело, если ты им владеешь лучше других, обязательно пригодится для жизни. Мое кормило меня всю жизнь. Теперь вот и тебя кормит…

Больше Валя подобных вопросов не задавал.

К девяти годам он не хуже самого Инженера справлялся с амбарными и английскими замками, и только сейфовые замки давались ему с трудом: недоставало нужной силы в руках и пальцах. Поэтому Аркадий Степанович занялся с «внучком» еще и тренировкой кистей рук и пальцев.

К десяти годам у Вали стало получаться открывать и сейфовые замки с десятью и более ригелями-запорами. Но главное, умел полностью контролировать свои руки и координировать их движения с чувствительностью пальцев и со слухом, а также включать свое воображение, ясно представляя устройство конкретного замка, который надлежало открыть.

В девятьсот двадцать втором Вале исполнилось десять лет. За последний год он вытянулся и выглядел почти подростком. А вот Аркадий Степанович как-то вдруг усох, сгорбился и стал похож на старичка-боровичка из волшебной сказки «Морозко», что читала Вале мама. И, как это часто бывает, когда миссия человека на этой земле полностью исполнена, Аркадий Степанович Петров осенью двадцать второго года занемог, слег в постель и помер. Правда, успел договориться с людьми, которые бы занялись его похоронами, и отдать Вале необходимые распоряжения, что он должен сделать по его смерти. А за день до своей смерти Инженер поведал Вале и о своем заветном тайничке в мастерской.