"Никогда против России!" Мой отец Иоахим фон Риббентроп - Рудольф Фон Риббентроп

Когда хотелось уединиться, в распоряжении школьников находилась уютно обставленная библиотека с большим выбором книг, где, однако, запрещалось разговаривать. Ее пожертвовал состоятельный бывший ученик. Зимой теплым просторным залом библиотеки усиленно пользовались, так как в обычных общих комнатах домов было зачастую по-настоящему холодно.

Когда я рассказал родителям об условиях жизни в Вестминстере, отец нашел в рассказе подтверждение своего мнения: английский правящий слой никоим образом не является изнеженным и декадентским, но спортивным, жестким и упорным. Отец тогда поведал о свой беседе с одним высокопоставленным, принадлежавшим к «Establishment», чиновником из Форин офис, чей сын посещал Итон. То, что он рассказал, лишило мать дара речи. Из Итона чиновнику написали, он должен запретить сыну играть в футбол, так как у того имелась сердечная недостаточность и нагрузки могли оказаться для него опасными. Он, однако, этого не сделал, так как положение сына среди приятелей существенно зависело от спортивных успехов, он в этом смысле не желал ему повредить. К сожалению, сын скончался на футбольном поле. Мать, как нетрудно представить, была потрясена этим рассказом. Для отца, выслушивавшего мои отчеты о школьной жизни в Вестминстере с неизменным интересом, эта история послужила еще одним доказательством тому, что Public Schools, в которых воспитывалась правящая элита империи, выпускали отнюдь не слабаков. Я мог подтвердить это впечатление по опыту в Вестминстере.

Не прошло и двух лет, как однажды, на банкете по поводу визита Гитлера в Италию, Муссолини поинтересовался у матери ее оценкой англичан. (Она сидела справа от Муссолини, так как за границей ей — Гитлер не был женат — приходилось играть роль «первой» дамы Германии, внутри страны эту позицию занимала фрау Геринг.) Спонтанно мать поведала «дуче» историю о смерти юноши на футбольном поле, внушая этим представление о жесткости английских руководящих кадров. После банкета она, слегка озабоченно, рассказала отцу о состоявшемся разговоре, так как не была уверена, что ее ответ на вопрос Муссолини пришелся кстати. Отец успокоил ее: в принципе, всегда лучше переоценить противника, чем недооценивать его. Дурацкие пропагандистские выдумки «in the long run» нередко приводили к результатам, противоположным ожидаемому, принося больше вреда, чем пользы.

Как уже говорилось, школьная жизнь в основном протекала в рамках домов. Прежде всего спортом занимались в кругу дома. Футбол и крикет, как командные игры, являлись основными видами спорта, в школьной жизни им придавалось чрезвычайное значение, неважно, шла ли речь о соревнованиях между домами или о выступлениях против других школ. Организация спорта находилась, как и многое в другое в Вестминстере, целиком в руках учеников.

House возглавлял преподаватель, так называемый «housemaster». Многочисленные функции в пределах дома выполнялись учениками «upper», без больших формальностей получавшими как бы «начальствующее положение» над другими обитателями дома и располагавшими соответствующим авторитетом, который, однако, в целом применялся осторожно. Все происходило в традиционных и потому твердо установленных формах.

Часть учеников принадлежала, как и я, к приходящим, вечерами возвращавшимся домой. Размещение учеников в интернате соответствовало уже описанному «спартанскому» стилю. Обедали все вместе. Обед ни в чем не уступал древней «Спарте» и был в том, что касается незатейливости и неаппетитности, превзойден лишь едой в Ильфельде, во всех отношениях заслуживавшей обозначения «Супер-Спарта». Старшие поколения всегда полагают, что им жилось тяжелее, чем молодежи, но я охотно посмотрел бы однажды на реакцию сегодняшних учеников и, не в последнюю очередь, их родителей, когда бы им была предложена пища из Вестминстера или Ильфельда.

В обеих школах культивировалась неприхотливость! В моих глазах очень важный педагогический момент, с тем чтобы подготовить молодых людей к жизни, которая, как известно, кормит не одними только сливками!

Школьная жизнь в Вестминстере являлась необычайно многосторонней и разнообразной при условии пользования предлагавшимися возможностями. Существовали различнейшие учреждения в областях искусства, спорта, науки, вплоть до «Debating Club». Участие в мероприятиях всегда было добровольным. Ими руководили выбранные ученики. Так «Debating Club» устроил однажды риторическое состязание на тему, выбранную, очевидно, в мою «честь»: «Должна ли Германия вновь получить колонии или нет?» Тема в 1936 году и впрямь актуальная! «Discussion-Meeting» проводился в соответствии со следующим регламентом: из числа школьников выступали два «proposers» и два «opposers» в качестве представителей тех, кто одобрял возвращение колоний или тех, кто придерживался противоположной позиции. Им отводилось по пять минут времени и, естественно, они должны были говорить не по бумажке. Потом любой мог взять слово и имел право на таких же условиях держать речь в течение двух минут. В конце происходило голосование.

Поскольку я также присутствовал, использовав возможность изложить немецкую точку зрения, большинство любезно проголосовали за возвращение колоний. Остается только пожелать немецким школьникам учреждения подобных «Debating Clubs», где они смогли бы приобрести и развить способность выдержанно и по-деловому подвергать обсуждению несхожие мнения.

Это мероприятие произвело на меня в то время большое впечатление. Меня так и подмывало улыбнуться, когда какой-нибудь десятилетний «малец», заложив большой палец за отворот визитки, преважно обращался к соученикам со словом «Gentlemen», излагая им свое мнение по поводу предложенной темы. С другой стороны, воспитательная ценность подобной тренировки речи для меня была полностью очевидной. Весь «Meeting» проходил, так сказать, в парламентских формах, являя собой великолепный способ воспитания дисциплины и находчивости и, не в последнюю очередь, готовности принять чужую точку зрения и, при случае, спокойно снести поражение при голосовании. У моих школьных товарищей ощущалось английское предпочтение остроумно и находчиво ведущейся дискуссии. Британское «don`t argue» для предотвращения ожесточенных и назойливых и, в конечном итоге бесплодных дебатов, говорит за себя[129].

В будничной жизни Вестминстера политика, в общем, не являлась особенно важной темой. Со своей стороны, я не провоцировал и не начинал никаких разговоров о политике, если никто не заговаривал со мной на эти темы, что случалось крайне редко. Мне удалось, несмотря на серьезные проблемы с языком, влиться в коллектив в «моем доме» и, когда в различных соревнованиях, в том числе и между школами, я смог добиться некоторых успехов в легкой атлетике, меня стали окончательно рассматривать как «своего». Тем не менее, в моем открытом положении сына немецкого посла в то политически бурное время требовалось неизменно «держать ушки на макушке», т. е. не терять бдительности. Вскоре со мной произошел в этом смысле забавный случай.

Однажды друзья обратили мое внимание на то, что один Member of Parliament[130], то есть депутат нижней палаты парламента, будет читать очень интересный доклад о Лиге Наций, который мне непременно стоит прослушать. Выяснилось, что этот депутат — некий мистер Гарнетт — являлся президентом так называемой «Лиги союза наций», своего рода неформального объединения, видевшего свою задачу в пропаганде идеи Лиги Наций. Мероприятием в порядке исключения руководил учитель, мистер Блейк, вероятно, потому, что выступавший являлся членом парламента. В отношении мистера Блейка меня неоднократно предупреждали друзья: он не благоволил к моей стране. Этот доклад мог явиться для меня увлекательным делом: в конце концов, Германия за три года до того покинула Лигу Наций, чтобы не подвергаться нажиму в вопросе о немецком равноправии. После выхода ряда других государств Лига Наций потеряла всякое значение — не слишком приятное положение, как можно себе представить, для функционера объединения в поддержку Лиги Наций.