Принц и нищий - Марк Твен

— Вы невоспитанные бродяги! Так вот ваша благодарность закоролевскую милость, которую я вам обещал!

Он бранил их гневно и взволнованно, но его слова тонулисреди хохота и глумливых восклицаний. Джон Гоббс несколько раз пыталсяперекричать крикунов, и, наконец, это ему удалось. Он сказал:

— Друзья, это мой сын, мечтатель, дурак, помешанный; необращайте на него внимания: он воображает, что он король.

— Разумеется, я король, — обратился к нему Эдуард, — и ты всвое время убедишься в этом себе ка горе. Ты сознался, что убил человека, тебявздернут за это на виселицу.

— Ты задумал выдать меня? Ты? Да я своими руками…

— Потише, потише! — прервал его силач-атаман, бросаясь напомощь королю, и одним ударом кулака свалил Гоббса наземь. — Ты, кажется, неуважаешь ни королей, ни атаманов? Если ты еще раз позволишь себе забыться вмоем присутствии, я сам вздерну тебя на первый сук. — Потом обернулся к его величеству:— А ты, малый, не грози товарищам и нигде не распускай о них дурной славы. Будьсебе королем, коли тебе сдуру пришла такая охота, но пусть от этого никому небудет обиды. И не называй себя королем Англии, потому что это измена: мы, можетбыть, дурные люди и кое в чем; поступаем неладно, но среди нас нет ни одногоподлеца, способного изменить своему королю; все мы любим его и преданы ему.Сейчас увидишь, правду ли я говорю. Эй, все разом: да здравствует Эдуард,король Англии!

— ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЭДУАРД, КОРОЛЬ АНГЛИИ!

Клич оборванцев прозвучал, как гром, и ветхое зданиезадрожало. Лицо маленького короля на миг озарилось радостью, он слегка наклонилголову и сказал с величавой простотой:

— Благодарю тебя, мой добрый народ.

Этот нежданный ответ вызвал неудержимый взрыв хохота. Когдашум немного утих, атаман выговорил твердо, но добродушно:

— Брось это, мальчик, это неумно и нехорошо… Если тебе такуж хочется помечтать, выбери себе какой-нибудь другой титул.

Лудильщик громко предложил:

— Фу-фу Первый, король дураков!

Титул сразу понравился, и все заорали, надрывая глотку:

— Да здравствует Фу-фу Первый, король дураков!

Они гикали, свистели, мяукали, хохотали.

— Тащите его сюда, мы его коронуем!

— Мантию ему!

— Скипетр ему!

— На трон его!

Все эти возгласы и двадцать других посыпались разом, и неуспел несчастный мальчик перевести дух, как его короновали жестяной кастрюлей,завернули его, как в мантию, в рваное одеяло, посадили, как на трон, на бочку идали в руку вместо скипетра паяльную трубку лудильщика.

Потом все кинулись перед ним на колени с насмешливымивоплями и издевательскими причитаниями, вытирая мнимые слезы рваными, грязнымирукавами и передниками.

— Смилуйся над нами, о сладчайший король!

— Не попирай ногами твоих ничтожных червей, о благородныймонарх!

— Сжалься над твоими рабами и осчастливь их королевскимпинком!

— Приласкай и пригрей нас лучами твоей милости, о палящеесолнце единовластия!

— Освяти землю прикосновением твоей ноги, чтобы мы моглисъесть эту грязь и стать благородными!

— Удостой плюнуть на нас, о государь, и дети детей нашихбудут гордиться воспоминанием о твоей царственной милости!

Но самую удачную шутку отколол весельчак лудильщик.Коленопреклоненный, он сделал вид, что целует ногу короля; тот с негодованиемоттолкнул его ногой; тогда лудильщик стал подходить к каждому по очереди ивыпрашивать тряпку, чтобы завязать то место на лице, которого коснуласькоролевская ножка, говоря, что после такой чести оно не должно подвергнутьсягрубому влиянию воздуха и что теперь он наживет себе состояние, всюду показываяэто место по сто шиллингов за один взгляд. Это было так уморительно, что всяорава млела от восхищения и зависти.

Слезы стыда и гнева стояли в глазах маленького монарха.«Если б я их тяжко обидел, они не могли бы поступить со мной более жестоко; ноя обещал им милость, — и вот как они отблагодарили меня!»

Вся орава поднялась на рассвете и двинулась в путь. Надголовой низко нависло небо, земля под ногами была скользкая, в воздухе веялозимним холодом. Шайка приуныла; одни были угрюмы и молчаливы, другие сердиты ираздражительны; все были не в духе, каждому хотелось опохмелиться.

Атаман отдал «Джека» на попечение Гуго, коротко приказавДжону Кенти держаться в стороне и оставить сына в покое; а Гуго он велел неслишком грубо обращаться с мальчиком.

Мало-помалу погода стала лучше, тучи поднялись выше. Бродягибольше не дрожали от холода и воспрянули духом. Постепенно они развеселились,принялись зубоскалить и задевать прохожих, попадавшихся им навстречу. Этоозначало, что они снова стали ценить жизнь и ее радости. Их, очевидно, боялись:все уступали им дорогу и смиренно переносили их дерзости и насмешки, неосмеливаясь огрызнуться. Они снимали с изгороди развешанное для просушки белье,иногда на глазах у владельцев, которые не только не возражали, но даже были какбудто благодарны, что бродяги не захватили и изгороди.

Вскоре они вторглись к небогатому фермеру и расположилиськак дома, пока дрожащий от страха хозяин и его домашние опустошали кладовую,чтобы приготовить им завтрак. Они трепали по подбородку фермершу и ее дочерей,когда те подкосили им кушанья, и с хохотом, похожим на лошадиное ржанье,обзывали их обидными прозвищами. Они швыряли кости и овощи в фермера и егосыновей, заставляя их увертываться, и шумно хлопали в ладоши, когда попадали вцель. В конце концов они вымазали маслом голову одной из хозяйских дочек,возмутившейся их наглыми шутками. Уходя, они грозились придти опять и сжечь домвместе с хозяевами, если те посмеют донести о их проделках властям.

Около полудня, после долгой и утомительной ходьбы, оравасделала привал под изгородью, за околицей довольно большой деревни. Часокотдохнули, а потом бродяги разбрелись в разные стороны, чтобы войти в деревню снескольких концов одновременно и заняться каждый своим ремеслом. Джека послалис Гуго. Они побродили по улице, и, наконец, Гуго, не находя, к чему приложитьсвое искусство, сказал:

— Нечего украсть. Жалкая деревушка. Нам придется проситьмилостыню.