Принц и нищий - Марк Твен

Милым и благонравным детям,

Сузи и Кларе Клеменс,

с чувством сердечной любви

посвящает эту книгу их отец.

Эту повесть я расскажу вам в том виде, в каком я слышал ееот одного человека, слышавшего ее от своего отца, который слышал ее от своегоотца, а тот от своего и так дальше. Триста лет, а быть может и долее, отцыпередавали ее сыновьям, и таким образом она была сохранена для потомства.Возможно, что это исторический факт, но возможно — предание, легенда. Пожалуй,все это было, а пожалуй, этого и не было, но все же могло бы быть. Возможно,что в старое время в нее верили мудрецы и ученые, но возможно и то, что толькопростые неученые люди верили в нее и любили ее.

О, в милосердии двойная благодать:

Блажен и тот, кто милует, и тот,

Кого он милует. Всего сильнее

Оно в руках у сильных; королям

Оно пристало больше, чем корона.

Шекспир,

Венецианский купец

Это было в конце второй четверти шестнадцатого столетия.

В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семьеКенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен. В тот же день в богатойсемье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не толькоей, но и всей Англии. Англия так давно мечтала о нем, ждала его и молила бога онем, что, когда он и в самом деле появился на свет, англичане чуть с ума несошли от радости. Люди, едва знакомые между собою, встречаясь в тот день,обнимались, целовались и плакали. Никто не работал, все праздновали — бедные ибогатые, простолюдины и знатные, — пировали, плясали, пели, угощались вином, итакая гульба продолжалась несколько дней и ночей. Днем Лондон представлял собоюочень красивое зрелище: на каждом балконе, на каждой крыше развевались яркиефлаги, по улицам шествовали пышные процессии. Ночью тоже было на чтопосмотреть: на всех перекрестках пылали большие костры, а вокруг костроввеселились целые полчища гуляк. Во всей Англии только и разговоров было, что оноворожденном Эдуарде Тюдоре, принце Уэльском,[1] а тот лежал завернутый вшелка и атласы, не подозревая обо всей этой кутерьме и не зная, что с нимнянчатся знатные лорды и леди, — ему это было безразлично. Но нигде не слышнобыло толков о другом ребенке, Томе Кенти, запеленатом в жалкие тряпки. Говорилио нем только в той нищенской, убогой семье, которой его появление на светсулило так много хлопот.

Перешагнем через несколько лет.

Лондон существовал уже пятнадцать веков и был большимгородом по тем временам. В нем насчитывалось сто тысяч жителей, иные полагают —вдвое больше. Улицы были узкие, кривые и грязные, особенно в той части города,где жил Том Кенти, — невдалеке от Лондонского моста. Дома были деревянные;второй этаж выдавался над первым, третий выставлял свои локти далеко надвторым. Чем выше росли дома, тем шире они становились. Остовы у них были изкрепких, положенных крест-накрест балок; промежутки между балками заполнялисьпрочным материалом и сверху покрывались штукатуркой. Балки были выкрашеныкрасной, синей или черной краской, смотря по вкусу владельца, и это придавалодомам очень живописный вид. Окна были маленькие, с мелкими ромбами стекол, иоткрывались наружу на петлях, как двери.

Дом, где жил отец Тома, стоял в вонючем тупике за Обжорнымрядом. Тупик назывался Двор Отбросов. Дом был маленький, ветхий, шаткий,доверху набитый беднотой. Семья Кенти занимала каморку в третьем этаже. У отцас матерью существовало некоторое подобие кровати, но Том, его бабка и обе егосестры. Бэт и Нэн, не знали такого неудобства: им принадлежал весь пол, и онимогли спать где им вздумается. К их услугам были обрывки двух-трех старых одеяли несколько охапок грязной, обветшалой соломы, но это вряд ли можно былоназвать постелью, потому что по утрам все это сваливалось в кучу, из которой кночи каждый выбирал, что хотел.

Бэт и Нэн были пятнадцатилетние девчонки-близнецы,добродушные замарашки, одетые в лохмотья и глубоко невежественные. Мать малочем отличалась от них. Но отец с бабкой были сущие дьяволы; они напивались, гдетолько могли, и тогда воевали друг с другом или с кем попало, кто только подруку подвернется. Они ругались и сквернословили на каждом шагу, в пьяном и втрезвом виде. Джон Кенти был вор, а его мать — нищенка. Они научили детейпросить милостыню, но сделать их ворами не могли.

Среди нищих и воров, наполнявших дом, жил один человек,который не принадлежал к их числу. То был добрый старик священник, выброшенныйкоролем на улицу с ничтожной пенсией в несколько медных монет. Он часто уводилдетей к себе и тайком от родителей внушал им любовь к добру. Он научил Томачитать и писать, от него Том приобрел и некоторые познания в латинском языке.Старик хотел научить грамоте и девочек, но девочки боялись подруг, которыестали бы смеяться над их неуместной ученостью.

Весь Двор Отбросов представлял собою такое же осиное гнездо,как и тот дом, где жил Кенти. Попойки, ссоры и драки были здесь в порядкевещей. Они происходили каждую ночь и длились чуть не до утра. Пробитые головыбыли здесь таким же заурядным явлением, как голод. И все же маленький Том нечувствовал себя несчастным. Иной раз ему приходилось очень туго, но он непридавал своим бедствиям большого значения: так жилось всем мальчишкам во ДвореОтбросов; поэтому он полагал, что иначе и быть не должно. Он знал, что вечером,когда он вернется домой с пустыми руками, отец изругает его и прибьет, да ибабка не даст ему спуску, а поздней ночью подкрадется вечно голодная мать ипотихоньку сунет черствую корку или какие-нибудь объедки, которые она могла бысъесть сама, но сберегла для него, хотя уже не раз попадалась во время этихпредательских действий и получала в награду тяжелые побои от мужа.