Зазеркалье - Кристина Генри

попадающееся на их пути поселение, мало-помалу уничтожая человечество, пока на земле не останется никого, кроме этих кошмарных, триумфально вопящих монстров, которых не должно существовать вовсе.

Мальчик вновь рассмеялся, и смех его был подобен визгу его монстров – пронзительный, резкий, он ножом вонзился в уши, и в мозг, и в сердце Алисы, так что она пошатнулась и стиснула обеими руками голову.

«На самом деле это вовсе не маленький мальчик. Это всего лишь принятый им облик. Он тоже какое-то чудовище».

– Да, они мои дети, и как все хорошие родители, я хочу дать их жизни самый лучший старт. Видишь ли, они очень быстро взрослеют. Мой первенец – думаю, ты встретила его внизу, в коридоре, – слишком быстро потерял свою силу. Сейчас он подобен старику, древнему, сгорбленному, и не может больше летать. А родился он всего лишь месяц назад. Нет, меня это не устраивает. Как мои прекрасные дети смогут завоевать мир, если будут умирать так рано?

Алиса пыталась думать, но смех мальчишки продолжал звенеть в ее ушах. Мальчик подходил к сути дела, к причине, по которой ее привели сюда, и она понимала, что должна собраться, уничтожить его, убежать. Но всепроникающий чуждый смех не смолкал, наполняя голову звоном кошмарных колоколов.

А мальчик заливисто расхохотался опять, новый смех присоединился к эху старого, и Алисе показалось, что глаза ее разбухают, вспучиваются, вылезают из черепа.

«Этот шум не дает мне думать, прекрати его, пусть будет тихо, тихо, ТИХО».

Волна тишины накрыла пространство, утопив смех. В голове Алисы прояснилось, распирающая череп боль отступила. Однако не потому, что мальчик перестал веселиться.

Просто она оттолкнула его силу, воспротивилась ей, помешала ей влиять на себя. Алиса отняла руки от головы и выпрямилась, наслаждаясь ощущением пустоты.

Мальчик смеялся, но его смех никуда не летел, не проникал в нее, застывал у самых ушей, раздражая, но не изнуряя.

«Но я все еще не понимаю, как остановила его. Все-таки должен быть другой способ творить магию, получше».

Мальчик заговорил снова, явно наслаждаясь возможностью растолковать свой план и объяснить, как Алиса попалась в его ловушку:

– …И тогда я понял, что мне нужна волшебная сила, чтобы поддержать их, и кровь волшебника, чтобы их накормить.

– Ну конечно, – устало вздохнула Алиса, но мальчик, кажется, не услышал.

– И едва я почувствовал твое приближение, я понял, что мне делать. Сотворить бурю очень просто, а еще проще – заманить дурочку в мои сети.

Он ухмыльнулся, потому что под «дурочкой» подразумевал, конечно, ее. Но Алиса не была глупой. Просто она устала и замерзла. Нужда любого способна заставить действовать глупо, но не делает человека дураком навсегда.

Вечно одно и то же. Одна и та же история, одна и та же потребность. Тот, у кого нет силы, жаждет ее получить. Тот, у кого есть сила, желает большего. Если ты волшебник, как Алиса, твоя магия подобна горящей свече, притягивающей к тебе зложелателей. Значит, Алисе нужно научиться не только правильно пользоваться своей силой, но и скрывать ее свет от других.

Она вздохнула.

«Ох, как много вещей, которым нужно учиться. Но сейчас учиться нет времени. Сейчас время действовать».

Мальчик продолжал говорить. Похоже, он никогда не уставал слушать собственный голос.

– …Хотел заполучить того полуволка, который бегает за тобой, но он улизнул от меня прежде, чем я поставил сюда этот дом.

– Значит, раньше дом тут не стоял? – спросила Алиса.

Что ж, она это подозревала.

– Конечно, нет, – ответил мальчик. – Я переношу его, куда захочу. Как-никак, он часть меня.

«Часть него. Да, дом живой, как я и чувствовала».

– И Тесака тут нет? Это не его голос звучал там, внизу?

– Я думал, что тебя можно им обмануть, – жестоко ухмыльнулся мальчик.

Он напоминал другого мальчишку, героя одной книги, которую она читала когда-то, – вечно юного, не заботившегося ни о ком другом, пока сам он оставался доволен жизнью. Алисе не нравилась эта книга.

– Нет, – продолжил мальчишка, – у меня нет твоего ручного волка, но это лишь вопрос времени, не так ли? Он вернется за тобой. Я слышал ваши отчаянные признания и обещания – там, в снегу.

– Да. Он вернется за мной. Но важнее всего то, что теперь я знаю: его тут нет.

– Почему? – Мальчишка ухмыльнулся. – Тебя радует, что твоя любовь не попалась в мои сети?

– Нет. Меня радует, что он не попадется в мои.

Она не думала, что и как собирается сделать, – просто вскинула руку с мыслью: «Сломайся».

Стена раскололась пополам; края половин стали скручиваться, точно бумажные.

Мальчик закричал и хлопнул себя ладонью по лицу. Пальцы его тут же окрасились кровью. Левую щеку рассекал глубокий порез, тянущийся от мочки уха до крыла носа.

Алиса не стала ждать, когда враг нанесет ответный удар. Она просто подняла другую руку и направила ее на вторую стену, снова подумав: «Сломайся». И эта стена тоже разошлась – как и правая щека мальчишки. Потолок зловеще затрещал. Сверху посыпалась штукатурка.

«Не жди, Алиса. Не жди, когда он направит на тебя свою силу. Сломайся. Сломайся. Сломайся. Пусть все, из чего состоит этот дом, сломается, разрушится, раскрошится, истечет кровью, погибнет».

Дом глухо застонал, пол, рассеченный новой трещиной, зашатался под ногами Алисы, и мальчик закричал, завизжал пронзительно, как монстры, которых он создал, но Алису это не беспокоило – она стала неуязвимой для его фокусов.

«Сломайся», – подумала она, и мальчик вновь заорал, но этот крик был криком боли. Он запустил белые-белые пальцы в белые-белые волосы, и Алиса увидела, как кровь бежит по его белому-белому лицу, настоящим водопадом (кровепадом?) низвергаясь на белые-белые одежды.

Уронив руки, мальчик стиснул красные-красные окровавленные кулаки. Его искаженное лицо сулило отмщение, но Алиса не собиралась предоставлять ему возможность отомстить.

«ЛОМАЙСЯ ЖЕ!» – подумала она и выбросила руки вперед, мысленно вытолкнув наружу всю свою магию.

Мальчишка упал на колени и разинул рот, из которого не вылетало ни звука. Его красные глаза, полные ненависти и страха, сверлили Алису.

А потом красных глаз не стало. Они взорвались, выплеснувшись из глазниц.

Рот распахнулся шире, еще шире, и еще, так широко, как не бывает, не может быть на самом деле, и нижняя челюсть отвалилась от черепа, разорвав, как бумагу, кожу.

Смявшийся нос провалился в остатки лица, уши сморщились и усохли луковой шелухой. Щиколотки и запястья мальчишки рассекли глубокие кровавые трещины, ступни и кисти отделились от тела, а раны поползли дальше, по рукам и ногам к туловищу.

Алиса смотрела, не в силах отвести взгляд, объятая