Последний соблазн - Вэл Макдермид

Судя по словам Гюнтера, месяцев пять-шесть ей удавалось скрывать беременность под свободными свитерами. Когда же отец догадался, он едва не онемел от ярости. Несколько недель на барже было черт знает что. Старик на всех бросался, и команда старалась не попадаться ему на глаза. Внук отлично представлял, как это могло быть, и радовался, что хоть тогда не испытал на себе жестокого нрава деда.

Несколько месяцев прошли в мрачном молчании. А потом, однажды утром, после трехдневного пребывания в Гамбурге, старик приехал на пристань в нагруженной машине. Моряки с открытыми ртами смотрели, как он, не показывая своих чувств, выгружает детскую кроватку с двумя наборами постельных принадлежностей, несколько коробок с детской одеждой и ящик с бутылочками, детскими смесями и всем прочим. В последнюю очередь старик вкатил по трапу коляску.

Никому не хватило смелости спросить старика, что сталось с Инге, и баржа снялась со стоянки прежде, чем до них дошли слухи. Однако, когда они в следующий раз прибыли домой, Гюнтер обошел несколько баров, чтобы послушать сплетни. Как он и подозревал, старик вернулся домой и обнаружил Инге уже с малышом. Он выгнал ее из дома, вышвырнул следом ее вещи, поменял замок и взялся растить ребенка самолично.

Насколько известно, Инге покинула город. Один из ее приятелей работал на круизном судне, и он нашел ей место официантки. Когда же корабль вернулся в Гамбург, Инге на нем уже не было. Она уволилась в Бергене и, не оставив адреса, скрылась в норвежской ночи. Это было последнее, что о ней слышали в Гамбурге, насколько было известно Гюнтеру.

Молодой шкипер без особых эмоций поразмышлял о том, что могло случиться с ней. Даже ребенком он не грезил об избавлении. Тем более ему не приходило в голову представлять, как его мать в мехах и бриллиантах объявится на барже, чтобы забрать его из ада и поселить в роскоши.

Став взрослым, он думал о том, что, скорее всего, она в конце концов сделалась проституткой — в прямом смысле или в переносном, то есть став женой мужчины, способного ее содержать. Второго она явно не заслуживала.

Однако рассказ Генриха Гольца убедил молодого человека в том, что злиться на мать или деда бессмысленно. С таким же успехом можно было бы винить в чьей-то смерти пулю или ружье. Не дед нажал на спусковой крючок, метя в его жизнь. Это психологи, считающие, что имеют законное право ставить опыты над людьми.

А теперь все делали вид, словно их преступления остались в нацистском прошлом. Как бы не так. Молодой шкипер провел собственное расследование. Из своего детского опыта он знал, что нет смысла мстить всем подряд. Сначала надо выявить врага и изучить его сильные и слабые стороны. После похорон он взял за правило читать все, что только мог найти, по теории и практике психоанализа. Поначалу это было все равно что читать на иностранном языке. Но он читал и перечитывал, пока слова не начинали двоиться в глазах и не появлялась боль в висках, хотя и тогда он не сдавался. И вот теперь у него есть возможность обернуть против них их собственное оружие. Он может завернуть свои идеи в их тайный язык. Кто поверит, что простому шкиперу дано проникнуть в их мир?

Ему было известно, что людей до сих пор используют как подопытных кроликов. До сих пор лезут им в головы и калечат их, прикрываясь профессиональной научной любознательностью. Даже как будто желая помочь, делают только хуже. Пока такие «ученые» существуют, его судьба не уникальна. И других несчастных будут уродовать, как изуродовали его. Задача ясна. Он должен подать сигнал, который нельзя оставить без внимания.

Одного-двух недостаточно. Надо, чтобы убыль стала заметной. Он выбирал свои жертвы, педантично прочитывая статьи, опубликованные в журналах по экспериментальной психиатрии. Его интересовали лишь те авторы, в которых он видел законных наследников собственных преследователей — естественно, немцев и сотрудничавших с ними французов, бельгийцев, австрийцев и голландцев. Он не обращал внимания на тех, кто работал с животными, и выискивал лишь чудовищных ублюдков, которые не только использовали людей ради собственной карьеры, но и хвастались этим в печати. Отвратительно было читать, как они подробно рассказывали о своих манипуляциях, когда вторгались в сознание пациентов и меняли их поведение. Таких оказалось на удивление немного, однако, скорее всего, далеко не все имели глупость выставлять напоказ свое жестокое обращение с людьми. Пришлось повозиться, но в конце концов получился список из двадцати имен. Первым делом молодой человек решил покарать тех, кто жил недалеко от его обычного водного маршрута, а впоследствии продолжить кампанию и в других местах.

Надо было блюсти осторожность и заранее планировать каждый шаг с тщательностью военной операции. Пока же все складывалось отлично.

Он посмотрел в иллюминатор на коричневую воду. Скоро Бремен. Что ж, кувшин ждет.

* * *

Петра Беккер чувствовала себя как кошка, у которой любитель животных отнял мышь. Еще один день прошел в бесплодных попытках доказать самооговор. Удалось разыскать мужчину, с которым спала Марлен Кребс, однако от него не добились ничего существенного. «Марлен — вольная пташка», — сказал он, пожав плечами. Конечно, он слышал о Дэнни, но для него это не имело значения, поскольку с ним она всегда занималась безопасным сексом. «От наркоманов не жди ничего хорошего», — самодовольно прибавил он.

Подружка Дэнни понятия не имела о его связи с Марлен, но они жили порознь, так что сказать наверняка, где он проводил те вечера, когда не был с ней, она не могла.

Зато Петра и Акуленок нашли трех человек, подтвердивших связь Марлен и Дэнни. Детективы из криминальной полиции были удовлетворены этим, а Петра насторожилась. Один из трех привлекался за мелкие правонарушения, другой работал в видеосалоне Радецкого. А третий столько задолжал местному ростовщику, что признался бы в связи с лордом-канцлером, лишь бы ему заплатили. Петра не поверила ни одному из них. Однако она не могла опровергнуть показания Марлен, которых та продолжала держаться.

В свой кабинет Петра вернулась с твердой решимостью перейти ко второй части операции. От своих обычных источников она не получила никакой информации о том, где находится дочь Марлен. Удалось лишь выяснить, что Таню в день убийства увезли после школы в большом черном «мерседесе». Никто не обратил внимания ни на водителя, ни на номер автомобиля. Теперь девочка уже могла быть где угодно. Если учесть связи Радецкого, то ее вполне могли вывезти из Германии.

И все же стоило попытаться. Она отправилась к Ханне Плеш в кабинет и изложила свой план. Плеш хмуро выслушала ее. Потом покачала головой, украшенной рыжевато-золотистыми волосами:

— Слишком рискованно.

— Другого выхода нет. Если мы объявим, что девочка пропала, то сможем ее искать. Кто-то наверняка ее видел, где бы она ни была. Или заметил что-то подозрительное. Нам обязательно надо найти девочку, иначе Марлен ни за что не скажет правду.

— А что, если они решат обрезать концы и убьют ребенка? Что мы сообщим журналистам в этом случае? Думаешь, Кребс будет откровенна с тобой, если решит, что ты виновата в смерти ее дочери?