Привилегия десанта - Владимир Осипенко

А с духовской стороны пологий спуск всего-то метров четыреста. Дальше видны деревья. Зелень сочная. Под ними по карте ручей. До боли в глазах всматриваюсь в бинокль за обстановкой вокруг. Мёртво. Не верю, чтобы духи не приготовили какой-нибудь подлянки. Когда вода кончилась у всех, собираю фляги и с теми же разведчиками налегке спускаюсь вниз. пятьдесят метров прошли, остановка, залегли, осмотрелись… Другая пара вниз, через пятьдесят метров снова «Стой, залечь, перекатиться»…

К ручью подхожу один, наполняю флягу и отдаю разведчикам. Предупреждаю, что одна на всех, чтобы распределили. Сам делаю три глотка холодной и божественно вкусной воды и неимоверным усилием заставляю себя остановиться. Хочется выпить всю флягу одному. А ещё лучше упасть и выпить весь ручей! Отвлекаюсь от воды. Смотрю по сторонам. Деревья оказались тутовником. Плоды гораздо больше нашей шелковицы и держаться крепко. Пытаюсь сорвать и раздавливаю в руке гроздь. Из ладони к локтю течет ярко красный сок. Облизываю руку и смотрю на бойцов. У них в глазах недоумение, почему не даю напиться от пуза? Прошу ещё потерпеть и через пять минут разрешаю по одному подойти напиться и заполнить фляги. Вода с обезвоженным организмом, если сразу и много, может наделать горя.

Через полчаса, обвешанные флягами, начинаем подъём. Каждый шаг даётся неимоверным усилием. Лица бойцов, обветренные и загорелые, на глазах становятся мертвецки белыми.

— Что с вами, — спрашиваю.

— А вы, товарищ капитан, просто себя не видите!

Всё-таки, блин, перебрали. Буквально на зубах ползём вверх. Там двоих, потерявших сознание, уже обоссали и обмахивают палаткой, чтоб хоть как-то снизить температуру и привести в чувство. Безумными глазами смотрят на воду. Чуть ли не с зубами вырываем фляги у тех, кому дали напиться. Каждый норовит высосать до дна. Раздаю оставшуюся воду и предупреждаю:

— У кого увижу флягу в руке без команды, прибью на месте!!!

В ходе этой операции в дивизии трое бойцов погибло от обезвоживания организма. А в начале было четверо. Их всех четверых загрузили в вертушку и отправили в госпиталь, точнее в морг. Положили на пол вертолёта, накрыли палатками и «полезли» вверх, чтобы с запасом перемахнуть хребет. А там прохладно и в кабине сифонит. Вот борттехник и отвернулся в салон, чтобы прикурить. И чуть не подавился сигаретой от страху, когда один из «трупов» сел, сбросил палатку и молча покрутил головой. Оказалось, достаточно было понизить температуру, чтобы включились какие-то скрытые защитные механизмы внутри бойца и он ожил. Но об этом мы узнали потом.

А пока — зловещая тишина вокруг и в эфире. Солнце жарит прямо в темечко. Трудно найти тень. Духи, потеряв преимущество в высоте, как будто растворились в воздухе. Это не к добру. Ставлю задачу разведчикам обследовать горку со стороны духов. Аккумуляторы еле дышат, поэтому связь последние десять минут каждого часа. Понимаю, что риск, но не сидеть же с мешком на голове!

Но одно дело самому лезть вперёд и совсем другое сидеть и ждать, что там и как. Как назло, с духовской долины то тут, то там раздаются короткие очереди. Мои молчат. Значит, пока порядок. Но они пропускают первый сеанс связи! Начинаю из оставшихся бойцов готовить резерв на случай… Даже не хочется думать, какой. Пример роты Белова ещё стоит перед глазами. Второй сеанс. Все попытки вызвать разведчиков на связь безуспешны. В голове просчитываю варианты, но ничего утешительного не складывается. «Урод! Надо было сидеть и не рыпаться. Где их сейчас искать?»

Третий час тянулся бесконечно долго. Прижимаю наушники, боясь пропустить хотя бы звук. Вдруг, как из гроба, еле-еле:

— Я «Рокот», приём.

Из глубины груди вместе со вздохом вырывается:

— «Докер» на приёме. Слушаю тебя, «Рокот»!

Вместо разведгруппы в эфир врывается «Памир». Чисто, громко, чётко, как Левитан, кто-то из дивизионных операторов на моей волне требует доложить обстановку. Прошу «Памир» дать мне минуту принять доклад. В ответ, как для малохольного, по разделениям:

— Я «Па-мир»!

— У меня группа третий час без связи, — пытаюсь объяснить.

Он опять:

— Я «Па-мир»!

Тут меня и переклинило. Тоже очень чётко, почти по разделениям:

— «Па-мир», пошёл на х…!!!

И тишина. Ловлю обрывки: «нахожусь… координаты… чисто… приём…». Успеваю даже уточнить задачу. А «Памир» молчит. Вот что значит великий и могучий русский язык!

Через час получаю задачу на захват перевала со стороны противника. С нашей стороны рвётся искупить вину и готова к броску разведрота дивизии. По карте пять километров. Но в горах, да ночью это не прогулка с милой под луной. Собрал командиров. Поставил задачу. Как в жилу пришлись данные разведки! Приказал разгрузить и персонально распределить молодняк. Охранение со всех сторон, и пошли. По пути дозаправились из ручья водой. Как не предупреждал, чтобы не жадничали, обпились все. Двигаться стало намного тяжелее. Мне самому через каждые десять шагов хотелось остановиться и отдышаться. А лучше упасть и заснуть. По цепочке передаю, чтобы каждый контролировал впереди и сзади идущего. На перевал выползли буквально на четвереньках за полчаса до рассвета. Пока проверились, заняли огневые позиции, рассвело.

Беру радиостанцию, чтобы доложить, нажимаю тангенту и…всё. Умерла. Аккумулятор сдох окончательно. У командиров групп связь пропала ещё ночью по той же причине. «Паук» хлопает глазами и говорит, что это второй и последний запасный аккумулятор. Вон она, дивизия, внизу. Вон артиллерия на позициях. Если я не смогу взять с тылу, они попрут в лоб, но после авиа и артподготовки. Оно мне надо?! Да что же это такое! Беру запасный аккумулятор и стучу им об скалу. Подключаю… есть сигнал. Слава Богу! Связист шепчет: «Господи, помоги», берёт аккумулятор и повторяет процедуру.

— «Памир» слушает!

— Я «Докер», перевал наш, перевал наш, подтвердите!

— Я «Памир», понял, перевал наш, подтверждаю!

Ещё успел попросить запасных аккумуляторов и воды. Всё! Станция вырубилась. Тишина в эфире мёртвая. Да и ладно. Так вдруг стало хорошо. Как будто тебя положили на железнодорожные пути, а поезд пролетел по параллельным. Ещё не сошла ночная прохлада, ещё есть почти полфляги воды! Бойцы хоть измочалены и ободраны, но живы все! Да и поумнели, смотрю, за два дня. Без лишних команд обкладываются камнями, маскируются, никто через каждые тридцать секунд не хватается за фляги. Некоторые молодые ведут себя очень прилично. Надо бы не забыть…

Как заснул, не заметил. Разбудил рёв вертушки. Зависла прямо над перевалом. Бережно, из рук в руки, сумку с аккумуляторами и небрежно, прямо на камни, два «презервуара» с водой литров по сто… Наклонилась и почти вертикально нырнула в нашу долину. В сумке с аккумуляторами письмо из дома. Ай да умница комбат! Совсем стало хорошо.

Через несколько часов наши батальоны, отвоевавшие в тылу, стали выходить на перевал и спускаться к дивизии. Впереди нормально, разведка, сапёры, командиры. Радуются, что можно расслабиться. По глазам вижу, что досталось. С удовольствием делюсь водой. Встречаю однополчан. Некоторых никак не ожидал здесь увидеть. Например, капитана Чиркова, «заместителя командира полка по зубной тяге», как он сам себя называл. Доводилось бывать в его руках, видел какой он педант и чистюля. Не представлял себе его иначе, как в стоматологическом кабинете в белом халате. А он здесь с батальоном по горам, да и держится со своей огромной сумкой выше всяких похвал. Автомат и РД[33]на нём, само собой. Док-то и поделился, что натворила жара на этой войне. Как и сколько доводилось вытаскивать с того света обезвоженных и перепившихся водой!