Города Красной Ночи - Уильям Сьюард Берроуз

Он кивнул.

– Я так и думал, я рад, что вы здесь. Мы не могли посвятить этому делу достаточно времени.

– Вы думаете, что-то могло с ним случиться?

Фигерес не пожимает плечами. Он не жестикулирует. Он просто сидит, сфокусировав свой взгляд на вас и на предмете обсуждения.

– Я не знаю. Мы проверили Прогресо и все окрестные городки. Мы проверили аэропорты и автобусы. Если бы он отправился на другие раскопки, его было бы намного проще найти. Белокурый иностранец вдали от туристических маршрутов быстро привлекает внимание. Мы проверили и все туристские достопримечательности и курорты. Очевидно, это был обыкновенный серьезный молодой человек… никаких признаков наркомании или запойного пьянства. Может быть, с ним случались приступы амнезии? Он психически здоров?

– Вроде бы да, насколько мне известно.

Тупик.

По возвращении в отель Джим и Кики выложили то немногое, что им удалось разузнать у квартирной хозяйки и соседей. Хозяйка описала Эверсона как серьезного, вежливого молодого человека… un caballero[14]. Он развлекал нескольких гостей, и это тоже были серьезные студенты. Не было ни шума, ни пьянства, ни девушек.

Я сел и вскрыл письмо. Оно было от его двоюродной сестры из Миннеаполиса. Там было написано:

Querido Juanito[15],

Он снова приходил ко мне. Он говорит, что до того, как ты получишь это письмо, Он с тобой свяжется. Он говорит, что тогда ты поймешь, что надо делать.

Твоя вечно любящая сестра

Джейн

В три часа я позвонил в Нью-Йорк инспектору Грэйвуду.

– Клем Снайд на проводе.

– А, да-да, мистер Снайд, в Лиме кое-что пошло на лад. Какой-то парень пришел-таки, и его засекли, когда он терся о дубликат контейнера головой. За ним проследили до лавки на Меркадо Майориста, где ремонтируют и выдают напрокат велосипеды. Полиция обыскала лавку и обнаружила поддельные документы на имя Хуана Матеоса. Хозяин лавки был арестован по обвинению в хранении фальшивых документов и укрывательстве убийства. Он помещен в изолятор. Он утверждает, что не знал ничего о содержимом контейнера. Ему предложили крупную сумму за то, чтобы забрать контейнер после таможенного досмотра. Контейнер нужно было доставить в его лавку. Кто-то забрал бы его оттуда и заплатил бы дополнительную, более крупную, сумму. Таможенник, досматривавший контейнер, также арестован. Он признался в получении взятки.

– А что с парнем?

– Не было никаких причин задерживать его в связи с этим делом. Однако, поскольку в его досье значится мелкое воровство и эпилепсия, его поместили в реабилитационный центр в Лиме.

– Хотелось бы мне оказаться там.

– Мне тоже. Иначе вряд ли хоть одну важную птицу арестуют. В стране вроде Перу люди с достатком фактически неприкосновенны. Такие, например, как графиня де Гульпа…

– Так вы о ней знаете?

– Конечно. Описание человека, который связывался с таможней, хорошо совпадает с вашим фотороботом Марти Блюма. Я послал копию в полицию Лимы и информировал их, что он также разыскивается здесь в связи с убийством. Бенсон, кажется, был банчилой, времени от времени… много следов, но пока ни одного ареста. Вы нашли мальчика Эверсона?

– Пока еще нет, и дело мне начинает не нравиться.

– Вы думаете, с ним что-то случилось?

– Возможно.

– Сдается мне, у вас есть связи, которые вам дал Димитри. – Я ничего не говорил об этом, когда рассказывал свою историю в офисе О’Брайена. – Возможно, пришло время их использовать.

– Использую.

– Ваше присутствие в Южной Америке было бы в высшей степени ценным. Так случилось, что один клиент, пожелавший остаться инкогнито, собирается нанять вас в связи с этим. На ваш банковский счет в Лиме переведены тридцать тысяч долларов.

– Но ведь я еще не завершил это дело.

– Возможно, вам удастся стремительно завершить дело Эверсона. – Он повесил трубку.

Казалось бы, меня призывали к действиям. Я вытащил карту и не смог найти Каллехон де ля Эсперанса. В Мехико-Сити есть маленькие улочки, которые не найдешь на карте. В целом я представлял, где она находится, и хотел прогуляться по окрестностям. Я щелкал такие дела, как орешки, безо всяких последствий, просто выходя прогуляться и блуждая наобум. Это срабатывает лучше всего в незнакомом городе или в городе, в котором ты давно не был.

Мы доехали на такси до Аламеды, а затем отправились в сторону от нее в северо-западном направлении. Как только мы удалились от центральных улиц, я увидел, что место не так уж сильно изменилось: те же узкие немощеные улицы и площади с будками, в которых торгуют тако, жареными кузнечиками и мятными сладостями, облепленными мухами; запахи пульки, мочи, бензина, чили, горелого масла и помоев; и лица – зверские, порочные, прекрасные.

Мальчик в белых хлопчатых рубашке и штанах, волосы прямые, кожа иссиня-черная, слабо пахнущая ванилью и озоном. Мальчик с яркой медно-красной кожей, девственный и прекрасный, как какое-то экзотическое животное, прислонившись к стене, ест апельсин, измазанный красным перцем… мимо скользит maricon[16] с длинными руками и крупными зубами, глаза его блестят… мужчина со зверским лицом Пана вываливается из pulqueria… горбатый гном стреляет в нас ядовитым взглядом.

Я позволил ногам самим вести меня. Калле де лос Десампарадос, Улица Потерявшихся Людей… farmacia[17], где старый джанки ожидал своего прихода. Я почуял запах призрачного опиума. Открытки в пыльной витрине лавки. Панчо Вилья позирует вместе с хмурыми мужчинами… ремни и ружья. Трое юношей болтаются над наскоро сколоченным эшафотом, у двоих штаны спущены до щиколоток, третий голый. Снимок сделан сзади – а перед ними стоят солдаты, смотрят и ухмыляются. Фотографии года так 1914-ого. Голый мальчик походил на американца – блондина различишь даже на черно-белом снимке.

Ноги занесли меня внутрь, Джим и Кики последовали за мной. Когда я открыл дверь, колокольчик разнес эхо по всей лавке. Внутри в лавке было прохладно и сумрачно, пахло благовониями. Из-за занавески вышел человек и встал за прилавком. Он был невелик ростом, легок телом и абсолютно лыс, словно никогда и не имел волос на голове; кожа желтовато-коричневая, гладкая, словно терракотовая, губы очень полные, глаза черные, как угли, лоб высокий и словно срезанный. В нем было какое-то ощущение древности, он не то чтобы выглядел старым, но казался выходцем из некоей древней расы – восточной, негроидной или майя – или всех сразу, но при этом в его лице еще виделось что-то такое, чего я никогда раньше не видел ни в одном человеческом лице. Он показался мне странно знакомым; потом я вспомнил, где я встречал это лицо. Это было в зале майя Британского Музея – терракотовая голова дюйма в три высотой. Его губы задвигались в медлительной улыбке, и он заговорил на чистейшем английском без акцента и без интонации, жутко и отстранено, словно откуда-то издалека.