Надменный лорд - Гэлен Фоули

Миранда неуверенно взглянула на Деймиена, и тот, пододвинув к ней кресло, жестом предложил ей сесть. Девушка присела на самый край и сложила руки на коленях.

— Я очень сожалею о том, что случилось с вашим дядей, мисс Фицхьюберт, — проговорила леди Найт. — Я знала майора Шербрука, хотя и не слишком хорошо. Но он был другом моего брата. Примите мои искренние соболезнования.

— Благодарю вас, миледи, — вежливо кивнула девушка. Миранда уже догадалась, что леди Найт — жена Люсьена, брата-близнеца Деймиена. Она была такой же красавицей, как и герцогиня, но казалась более хрупкой и воздушной.

Склонившись над чайным столиком, стоявшим у дивана, Элис Найт налила в чашку чая и протянула ее Деймиену. Затем попросила графа рассказать, как он добрался до «Ярдли» и что увидел в школе. Деймиену не хотелось об этом говорить, поэтому он лишь в общих чертах описал свое путешествие и рассказал о знакомстве с подопечной. Разумеется, он ни словом не обмолвился о том, что произошло ночью в окрестностях Бирмингема, а также умолчал об аресте преподобного Рида и о том, как они с Мирандой провели ночь в гостинице. Леди Найт искренне посочувствовала девушке — ведь той пришлось совершить столь утомительное путешествие — и сказала, что уж теперь-то все в ее жизни изменится к лучшему.

— Как видите, мисс Фицхьюберт уже достигла брачного возраста, — продолжал Деймиен. — Я взял на себя обязанность позаботиться о ее судьбе, но, откровенно говоря, пока ума не приложу, с чего начать. Так что я, вне всяких, сомнений, нуждаюсь в вашей помощи, дорогие дамы. Доверяю вам во всем, что касается нарядов, украшений, аксессуаров и дамского этикета. Полагаю, что можно представить Миранду в свете накануне Крещения. Это было бы самым подходящим решением проблемы.

— Но к чему так спешить?

— Потому что именно в это время в Лондоне больше всего балов и приемов, — пояснил граф.

Дамы переглянулись, однако промолчали; было очевидно, что им нечего возразить. Миранда, конечно же, тоже молчала. Молчала, хотя вполне могла бы возразить. Жалость и сочувствие, которые выказывали ей эти женщины, казались невыносимо оскорбительными. Она чувствовала себя совершенно беззащитной. Только сейчас, именно в эти минуты Миранда в полной мере осознала, каково ее положение в обществе. Незаконнорожденная дочь актрисы не имела права голоса и не имела права на выбор. Да, она была уязвлена и не собиралась сдаваться, не собиралась мириться с подобным отношением к ней. «Но сейчас мне лучше помолчать, — думала девушка. — Только бы аудиенция побыстрее закончилась. Подвергаться такому унижению в присутствии Деймиена — это ужасно…»

— Понятно, — кивнула герцогиня. — Я знаю, что нужно делать. Я пришлю к вам гувернантку. — Она с улыбкой посмотрела на Миранду. — Но мне надо узнать ваше мнение, мисс Фицхьюберт. Вы согласны?

Девушка покосилась на своего опекуна и пробормотала:

— Я очень признательна вам, ваша светлость. Я сделаю так, как считает правильным лорд Уинтерли.

Герцогиня взглянула на леди Найт.

— Ну, что скажешь? Как тебе мое предложение?

— По-моему, очень удачное предложение, — сказала Элис. Она посмотрела на Миранду. — Уверена, вас ждет успех и Уинтерли еще придется отгонять от вас слишком настойчивых поклонников.

Миранда улыбнулась и снова покосилась на Деймиена. Тот молча пожал плечами — как бы давая понять, что полностью доверяет дамам. Граф пытался изобразить безразличие, однако ему это не удалось — Миранда заметила, что щеки его залились румянцем.

Во время обеда Миранда была представлена остальным членам семейства, а ближе к вечеру все перешли в гостиную. Деймиен, расположившийся в кресле у камина, с улыбкой поглядывал на Роберта — тот, укрывшись за развернутым номером «Тайме», судя по всему, даже сейчас думал о парламентских дебатах. Элис же с Люсьеном ласкали и целовали трехлетнего племянника Гарри; мальчик жил в их лондонском особняке на Аппер-Брук-стрит и был всеобщим любимцем. Порадовал родственников своим присутствием и самый младший из братьев, улыбчивый и белокурый Алек Найт. Алек, прибывший из своего роскошного особняка на Керзон-стрит, ради такого случая даже пожертвовал обществом клубных приятелей, и сейчас он играл в шарады с семнадцатилетней сестрой Джасиндой и ее компаньонкой Лиззи Карлайл. Джасинда то и дело пронзительно вскрикивала — ей казалось, что брат нарушает правила игры; Алек же лишь смеялся в ответ.

Миранда также принимала участие в игре. Она уже освоилась в незнакомой обстановке и была искренне признательна всем, кто так радушно принял ее в Найт-Хаусе. Время от времени девушка поглядывала на Деймиена и улыбалась ему. Граф кивал ей в ответ и тоже улыбался; сейчас он почти не сомневался: в дальнейшем все у его подопечной сложится удачно, и она будет вполне счастлива. Деймиен был очень доволен успехами Миранды — девушка уже без всякого стеснения общалась с его родственниками и, самое главное, сумела им понравиться.

Бел и Элис собирались отвезти Миранду в магазины на Бонд-стрит, и Деймиен уже был готов к предстоящим расходам. Впрочем, расходы графа нисколько не беспокоили. Его титул магически действовал на всех торговцев и хозяев магазинов, и они с удовольствием предоставляли ему любой кредит. Все знали, что лорд Уинтерли платит очень аккуратно. Можно было бы обратиться за ссудой и к Роберту, но Деймиен ужасно не любил перекладывать свои проблемы на чужие плечи.

Он сказал герцогине, что не следует приобретать для Миранды траурный наряд, если девушка сама этого не пожелает. Конечно, обычай требовал, чтобы она носила траур в течение трех месяцев, но Деймиен полагал, что будет лучше, если Миранда побыстрее избавится от горестных воспоминаний и не станет терзать себя понапрасну — ведь все равно уже ничего не изменишь. Бел придерживалась того же мнения. Она считала, что девушка, желающая выйти замуж, должна быть привлекательной и хорошо выглядеть, а отнюдь не демонстрировать окружающим скорбное лицо и траурные одеяния. «Было бы слишком жестоко облачать в траур столь юное и очаровательное создание, — думал Деймиен. — Сейчас она выглядит естественнее. А темные одежды… Они были бы не к лицу такой красавице».

За обедом граф то и дело посматривал на Миранду и любовался ею. Герцогиня одолжила ей одно из своих платьев — темно-голубое, — и это платье очень шло его подопечной; на голубом фоне ее зеленые глаза казались особенно выразительными. А густые темные волосы придавали девушке немного необычный вид — ведь все окружавшие ее женщины были светловолосые.

Играя в шарады, Миранда постоянно улыбалась, и Деймиен, глядя на нее, тоже улыбался. При этом он весь вечер старался держаться подальше от нее. Миранда несколько раз предпринимала попытки пообщаться с ним, даже присаживалась рядом, но граф под разными предлогами уклонялся от беседы. «О Господи, — думал он, — ведь я чуть не убил ее прошедшей ночью». При мысли об этом Деймиену становилось страшно. Его терзало чувство вины, и он горько сожалел о том, что проявил такое непростительное легкомыслие. Да, он поступил легкомысленно, — разумеется, ему не следовало ложиться с ней рядом.

«И, конечно же, ты не должен был ее целовать, — говорил себе Деймиен, — ведь в то время ты уже знал, что Миранда — твоя подопечная». Действительно, как он осмелился поцеловать ее? Почему он снова это сделал? В первый раз, во время встречи у театра, его настойчивость была понятна и вполне простительна, так как он принял ее за жрицу любви. Да и сама Миранда в каком-то смысле поощряла его — во всяком случае, так ему тогда казалось. Но в гостинице все было иначе. Прекрасно зная, кто она, он все же осмелился поцеловать ее, не сумел сдержаться, хотя и дал себе слово, что никогда больше к ней не прикоснется. Выходит, он нарушил слово, потому что искушение было сильнее его воли. Может, это означало, что он уже не способен себя контролировать?