Винодел - Алан Джекобсон

— Мэра Приско, Зимбровски и Тима Нанси здесь нет, — сказала Диксон.

— Значит, я пошлю кого-нибудь за ними. Это, черт побери, не шутка. Я к своей работе отношусь серьезно. А потому вынужден задать вопрос: где вы были сегодня вечером?

Ошарашенная Диксон ответила:

— Довезла Карен до гостиницы и поехала домой.

— И кто-нибудь может это подтвердить?

— Мой пес. Пудель. Очень умный. — Гордон прищурился, и она добавила: — Но я бы посоветовала вам записать его показания на пленку: у него, знаете ли, скверный почерк. Пишет, как курица… то есть я хотела сказать, как собака лапой.

Гордон не сводил с нее глаз.

— Я сейчас дам вам блокнот и ручку. Изложите все в письменной форме, пожалуйста. Вот только эти бредни насчет собаки я бы советовал опустить. — И он направился к зданию — уже погашенному, но еще дымящемуся.

Дождавшись, пока он отойдет на достаточное расстояние, Диксон воскликнула:

— Что за чушь?! Он что, думает, это я тебя подожгла? Этот инспектор меня просто бесит.

Робби потер лоб.

— Вы ни в чем не виноваты. Карен умеет настроить человека на агрессивный лад.

— Не надо говорить обо мне так, будто меня здесь нет, — заявила Вейл. Ее вдруг проняла дрожь и пришлось закутаться в выданное парамедиком одеяло. — У меня там остался второй пистолет…

— Да, и он, наверное, хорошенько поджарился. Ты уж извини.

— Да ладно. Главное, что не я хорошенько поджарилась. Можешь дать свой телефон? Мой теперь похож скорее на дорогое пресс-папье. Если его, конечно, найдут.

Робби передал ей трубку. Она позвонила Томасу Гиффорду и, услышав приветствие автоответчика, вкратце рассказала, что случилось. Она знала, что он услышит это только утром. Вот и хорошо: помочь он все равно ничем не сможет, но если она не доложит о предположительном покушении на свою жизнь, он будет рассержен. Вернув телефон Робби, она еще сильнее закуталась в одеяло.

— Итак, ни одежды, ни ночлега…

— Можете остаться у меня, — тут же отозвалась Диксон и, оглядев Вейл, добавила: — Ты немного выше меня, но я что-нибудь подыщу, пока магазины не откроются.

— Кажется, я уже знаю, чем заняться завтра, — сказал Робби.

— Дай-ка мне еще раз телефон.

— А кому ты звонишь? — спросил он, когда она уже начала нажимать кнопки.

— Джонатану.

Робби покосился на часы: наверняка вычислял, который сейчас час в Вирджинии.

— Я просто хочу услышать его голос. Он же подросток. Как проснется, так и уснет.

Но трубку никто не снял. С улыбкой выслушав запись на автоответчике, Вейл сказала Джонатану, что любит его и перезвонит, как только освободится.

Диксон зевнула.

— Подождите, пока я дам показания, а потом поедем, хорошо?

Когда она отошла, Вейл прижалась к груди Робби. Вокруг сновали пожарные: сворачивали шланги, складывали баллоны со сжатым воздухом, прятали инструменты.

Вопрос Гордона эхом звенел у нее в голове: «Кто хотел бы вас убить?» На этот вопрос она не могла дать рационального ответа.

Пока что.

Кто-то толкал Вейл в плечо. Что? Кто?

Это оказался Робби, лежавший рядом с ней. Они были в комнате для гостей в квартире Роксаны Диксон. Матрас был очень узким, а Робби широкоплечим, так что они всю ночь невольно прижимались друг к другу. Вернее, не всю ночь, а после того, как Вейл перестала кашлять и наконец-то после полуночи уснула.

Робби протягивал ей мобильный.

— Босс вызывает.

— Я не слышала звонка.

Вейл приподнялась и тут же зашлась в новом приступе кашля. Спрыгнув с кровати, она опрометью бросилась в ванную, где выплюнула комок пропитанной сажей мокроты. Напившись из-под крана, она облокотилась на раковину, чтобы перевести дыхание, а когда оглянулась, то увидела в дверях Робби.

— Ты как? — спросил он.

— Великолепно. — Она взяла телефон и, еще раз откашлявшись, сказала: — Я вас слушаю.

— Голос у тебя, если честно, как у моего восьмидесятилетнего отца, — произнес Томас Гиффорд. — Пятьдесят лет курил по две пачки в день.

— Спасибо, сэр. Приятно слышать.

— Я получил твое сообщение. Спасибо, что держишь меня в курсе. Только лучше бы ты позвонила на домашний…

— Вы бы ничем не смогли мне помочь. А из-за разницы во времени я бы только понапрасну вас разбудила.

— Тоже верно. Тогда слушай. Арт сейчас в Лос-Анджелесе, дает показания по делу убийцы из Блу-Лэйк. Он должен был вернуться в Квонтико сегодня вечером, но я попросил его поменять билет и по пути домой он заглянет в Напу. Буквально на минуточку.

Арт Руни был специалистом высокого класса, Вейл очень его уважала. Гиффорд поручал ему большинство дел с серийными поджогами. Пожалуй, он и впрямь тут не помешает.

— Но это же не серийный поджигатель, — возразила Вейл.

— Ты в этом уверена?

По правде говоря, она не знала.

— Я не спрашивала. Обязательно наведу справки.

— Тебе нужна медицинская помощь? Как ты вообще себя чувствуешь?

— Мне оказали первую помощь. Я, наверное, еще схожу к местному врачу.

— Правильно. Дальше: я договорился, чтобы тебе дали новый телефон. Наш агент из Санта-Розы встретит Арта в аэропорту и передаст телефон ему, а он уже тебе. Жетон придет службой доставки. И тут возникает вопрос… — Выждав несколько секунд, он спросил: — Как ты считаешь, сжечь пытались именно тебя?

— Пока что трудно сказать. Подозреваемых нет.

— Ладно, если что — сообщи. И еще… Я, кажется, слишком часто это повторяю, но будь осторожна, ладно?

Как же так? И никаких, получается, шуток о «пожаромагните» рядом с «маньякомагнитом»?

— Хорошо. Постараюсь.

Потратив немало сил на то, чтобы выглядеть презентабельно в одежде Диксон (хозяйка уверяла, что подыщет нужный размер, но ошиблась), Вейл окинула свое отражение придирчивым взглядом и недовольно нахмурила брови. Любой женщине тяжело чувствовать себя привлекательной, когда носишь деловые костюмы каждый день. А уж когда надеваешь деловой костюм с чужого плеча — особенно с плеча человека, сложенного, как Роксана Диксон, — впору отчаяться по-настоящему.

Но ей следовало помнить: она выжила в пожаре. И это главное.

Робби, подкравшись сзади, чмокнул ее в шею и сказал, что она выглядит потрясающе. Сам он был в том же, что и вчера.

«И почему женщинам так нравится слушать эту чушь? Да потому, что настроение сразу улучшается». Она понимала, что выглядит далеко не потрясающе, но от его слов на душе стало легче. Как же все-таки странно устроена человеческая психика!