История "Рассвета" - Александр Чёрный

Корабль функционален если не полностью, то в ключевых моментах точно.

Официально – я единственный на борту, кто мог провернуть подобное, но и то: не в настолько сжатые сроки. Но меня учили этому. Откуда у биолога навыки управления техникой Древних?

Биолог лежит без сознания в небрежно накинутой одежде, которая даже не застёгнута как положено. Она – не военнослужащий, и за нарушение внешнего вида пенять её не станут, но один из явных признаков того, что что-то идёт не по плану.

Что делать? Куда бежать? Какой вопрос проверять и урегулировать первым?

Я стоял, как идиот, и безучастно смотрел на лежавшую без сознания Рыкову, а от молодой женщины исходил какой-то давно забытый, едва-едва уловимый и абсолютно не ходовой для Земли аромат, который не спишешь ни на одни духи.

И будто выжженным клеймом в мозгу с отчётливостью оттиска печати всплыло одно-единственное слово.

«Касса».

Глава 8. Касса.

Мозг не работал ни в какую. От усталости, бессонницы и нагрузки после невральных интерфейсов Древних меня безбожно вырубало спать. И тот факт, что по Москве уже двенадцать часов дня следующих суток, не колышет ровным счётом никого.

Никого из оставшихся в живых.

Потому что мёртвым уже всё равно.

Помню, как по вызову явилась на мостик Томка в сопровождении Мигунова.

Помню, как наш медик начала наличными силами и средствами приводить в чувство Рыкову.

Помню, как Мигунов вызвал нескольких крепких парней по рации, чтобы те помогли транспортировать доктора в медсанчасть.

Помню, как полковник забрал меня с мостика.

Помню, как меня отволокли куда-то чуть ли не за шкирку, потому что мысли роились абсолютно не в том направлении. Я пытался на ходу просчитать сразу всё навалившееся на нас, потому что не смог вычленить приоритетные задачи. Они все были с пометкой «сверхсрочно» и ни одна не допускала промедления. Но мне не удаётся поспеть везде.

Помню, как офицер всучил мне в закостеневшие пальцы руки кружку и аккуратно, но настойчиво заставил опрокинуть в себя. Что это за пойло – для меня оставалось неизвестным ровно до тех пор, покуда меня не просветили голосом. Но уже полчаса спустя мозг начал выходить на режим, а сознание очищалось от наведённого шухера.

– Ты оказался крепче, чем я думал, – монотонно говорил полковник, бродя по отсеку и медленно нарезая круги. – Честно говоря, ожидал, что перегоришь намного раньше. Да и «перегоранием» твоё состояние назвать нельзя. Так, словил лёгкий «тормозок».

Я сидел за столом с очередной пустой кружкой, зажатой в кулаке, и слушал радио в исполнении офицера.

– Ты довольно стойко переносишь нервную перегрузку и потрясения, – тем же менторским голосом продолжал вещать Мигунов. – Обычно, люди в твоём состоянии начинают теряться, паниковать, ошибаться. Запаниковал один – и тут же страху поддалась вся толпа. Но нет. Ты до сих пор держишься огурчиком. Завидую.

По мере того, как выпитое пойло вправляло мне на место мозги, до меня доходил смысл происходящего вокруг меня. Я начинал понимать, что творится, и, наконец, трезво смотреть на вещи. Ко мне возвращались хладнокровие и расчётливость.

– Распедалить столько проблем за столь сжатый промежуток времени… Если домой вернёмся – по тебе надо отдельный рапорт написать. Со всеми причитающимися плюшками. Внеочередное звание и «Героя» не обещаю, но тебя точно не забудут. Это факт.

То, как полковник расхваливал мою наглую морду, не имело ничего общего с истинным положением дел и отношением офицера ко мне. Ему было абсолютно фиолетово и на меня, и на мои выходки, и на моё состояние в общем. Сейчас он преследовал лишь одну-единственную цель: своими скудными навыками в области психиатрии помочь бойцу (мне, то бишь) справиться с шоковым состоянием, вызванным нервной перегрузкой. В психологической помощи очень часто используется такой инструмент, как похвала: человек, которому она адресована, нередко окрыляется от оказанного ему внимания, что сподвигает его на новые свершения. Иногда даже похлеще предыдущих.

Не забыл офицер упомянуть и пряник. Рапорт о поощрении он напишет. Как же… два раза. Шанс на то, что его пустят дальше канцелярии штаба, околонолевой. Но как манящий стимул использован быть может. Да и упоминание моего состояния, которое даже не состояние, а лёгкое недоразумение, должно внушить мне, что я ещё очень даже бодрячком, и с лёгкостью преодолею всё на одном духу.

К счастью ли, или к сожалению, но эти приёмы я знал, как никто другой: мне и самому доводилось их применять на младших товарищах. К превеликой радости, успешно. Потому попытки Мигунова внушить мне, какой я охрененный, на свой счёт не принимал, но был признателен офицеру. Его психика оказалась не слабее моей: поняв, что я реально словил тормозок, он бросил все силы на приведение меня в боевую форму. Кто бы что ни злопыхал, как бы ни пытался переиначить факты и натянуть сову на глобус, но знания, накрепко вбитые в мою память преподавателями в ДОСААФе, наш козырь и буквально ключ к спасению. Их носитель нужен полковнику живым, и, желательно, в своём уме.

– Спасибо, полковник, – выдохнул я.

Первые слова, произнесённые мною за несколько часов, саднящим чувством отдали в горле, будто бы молчал до этого неделю.

– Филиал карательной психиатрии можем сворачивать. Я в порядке.

– Дважды два? – разом ожил офицер.

– Пять, – буркнул я.

– Близко, но не очень, – Мигунов с наигранным вздохом покачал башней. – Но зачтём.

– Зачётки нет, в военник лепи.

Полковник придвинул стул к столу и сел напротив меня. И очень, очень внимательно смерил меня профессиональным командирским взглядом.

– Не играй в душеприказчика, пожалуйста, – попросил я. – На это тупо нет времени. И спасибо за угощение, кстати.

Пустая кружка с глухим стуком оказалась на столе.

– Что это?

– У Тамары Николаевны узнаешь, – хмыкнул собеседник. – Вот уж реально, похлеще всяких галоперидолов и арипипразолов вытягивает…

Визави позволил себе минутку юмора, но тут же стал серьёзным и прогнал всё неуместное.

– Ты уже с нами? – спросил он в лоб.

– От вас и не уходил, – подумаешь, «тормозок» словил.

– Почти вся досмотровая группа погибла, – коротко сообщил полковник. – Генерал Терентьев не вернулся. Парней тоже больше нет. Из старшего состава – только я и майор Мелихов. Нет связи с Землёй, а «Судьба» осталась далеко позади. Зная, что с нами приключилось,