Кто не рискует - не выживает - Наталья Лукьянова

Ненависть, жажда мести, страх – это были такие пустяки по сравнению с всепоглощающим чувством голода. Недельный пост сделал свое черное дело. Увидев на столе продукты, она уже ни о чем не могла думать, кроме как о разложенных на тарелках деликатесах.

Сальные шуточки, откровенные разглядывания и громкая оценка вслух ее достоинств и недостатков уже не имели никакого значения. Она была не в состоянии разглядывать эти рожи, взгляд ее был намертво прикован к столу. Даже когда ей приказали снять верхнюю одежду, это не произвело на нее особого впечатления. Машинально, почти равнодушно она сбросила с себя халат, так и не сумев отвести жадных глаз от тарелок.

– Хорош, мужики, – услышала она как гром среди ясного неба знакомый голос, – эту забираю я.

Мгновенно придя в себя, Алена подняла глаза от тарелок и поняла, что не ошиблась. За столом, среди пьяных бандитов, сидел Андрей Карнаухов собственной персоной. Видимо, он прекрасно себя здесь чувствовал. И уж точно был не на последних ролях. Это читалось по тому, как после его слов пьяная толпа одобрительно загудела, даже не предпринимая попыток возмутиться или возразить. Она только услышала в ответ пьяные одобрительные крики: «Давай, Летчик, разомнись, а то ты вечно сачкуешь!»

Андрей медленно поднялся из-за стола под пьяный мужской гогот, подошел к Алене, взял ее за руку и, ни слова не говоря, повел в другую комнату.

Они вошли в небольшую, убого обставленную комнатенку. Сохраняя молчание, Андрей усадил Алену на видавший виды диван и вышел прочь. Через несколько минут он вернулся с пакетами в обеих руках, поставил их у дивана и закрыл дверь на задвижку.

– Ты, сволочь, не подходи ко мне! – наконец не выдержала Алена. – Я лучше повешусь, чем лягу с тобой в постель, скотина! Грязный предатель! Цветочки дарил, о любви песни пел! Гадина! Какая же ты гадина, Карнаухов!

Бессильные слезы душили Алену, горло перехватывало от ненависти. Андрей сидел на стуле, сохраняя абсолютное спокойствие. Это подстегнуло Алену еще больше.

– Что, добился своего, урод? Как же, большой человек! Шефский холуй-подтирала! Это тебе не на полеты ходить, жирную задницу лизать-то повыгоднее будет, да, Карнаухов? Сколько тебе платят, предатель? Фашистское отродье! Ненавижу! Ненавижу вас всех! Только тронь меня, гадина! Убить не смогу, сил не хватит, но предупреждаю, буду биться до последнего вздоха, ты меня знаешь! Мало не покажется, это я тебе гарантирую, ублюдок!

И Алена разрыдалась, не в силах больше сдерживать себя. Андрей все так же, почти безучастно, не меняя позы, продолжал сидеть себе тихонько на стуле. Когда Аленины слезы наконец иссякли, и она уже только время от времени судорожно всхлипывала, вздрагивая всем телом, Карнаухов встал, опять молча взял ее за руку и повел за собой в следующую комнатушку. В небольшом, практически подсобном помещении высилась огромная бочка, из которой поднимался пар. Рядом с бочкой стоял колченогий стул.

Андрей, ни слова не говоря, обнял Алену за плечи, чуть приподнял, и совершенно ошалевшая женщина через мгновение оказалась в емкости, наполненной теплой водой. Она уже не понимала, находясь практически в полуобморочном состоянии, откуда у Андрея в руках оказалось мыло, почему она разрешает намыливать и полоскать свои волосы, мыть тело. Она просто безропотно подчинилась. У нее не осталось сил, истерика и поток слез отобрали последнюю способность к сопротивлению.

Вымыв Алену, Андрей завернул ее в простыню и на руках отнес обратно на диван. Потом из одного пакета он достал потертые, но довольно чистые джинсы, мужскую рубашку и свитер. Положив вещи на диван рядом с Аленой, он придвинул к себе другой пакет и, не обращая никакого внимания на женщину, принялся накрывать импровизированный стол, используя для этого один из стульев.

Алена, притихнув, следила за его действиями, понимая, что сил держать оборону у нее не остается. Впервые за последнюю неделю она не чувствовала этот проклятый рыбный запах, вещи были хоть и старенькие, но чистые.

– Ну, ты готова, Ален? – спросил спокойно Карнаухов, не делая даже попытки повернуться в ее сторону.

– К чему я должна быть готова? – Алена вновь ощетинилась. Откуда только силы взяла.

– Ну, хотя бы поесть и выслушать меня, наконец.

– Есть буду, а бредни твои сопливые рассказывай своим новым друзьям. Ты никогда не думал, что можешь встретить случайно, как меня, кого-нибудь из наших? Моего Юрку, например? Что ты ему, интересно, врать будешь, уже подготовил легенду или импровизацией обойдешься? Побратим хренов! Летчик! Где твое небо, летчик? Где твой самолет? Похерил ты всю свою жизнь за просто так, летчик хренов! Продался, как последняя проститутка, за жирный кусок продался, ненавижу! Ты теперь мой хозяин, да? Мой господин? Мне не только разговаривать, мне с тобой противно в одном помещении находиться, одним воздухом дышать. Мразь ты самая настоящая, Карнаухов, нет тебе прощения, понял? – Алена уже кричала, забыв про свой страх. Ненависть переполняла ее, не давала остановиться.

– Да, Ален, ты права, только не волнуйся так сильно, береги силы. Давай лучше выпьем, – предложил бывший друг и сослуживец ее мужа.

Алена, буквально вырвав из рук Карнаухова стакан, до половины наполненный спиртным, не чокаясь, вылила обжигающую жидкость в рот и, не обращая внимания на Андрея, принялась за еду.

Мясо, колбаса, тушенка и никакой рыбы! Только бы не умереть именно в этот момент, нет, только не сейчас…

Андрей смотрел на Алену, стараясь не закричать от жалости. Как ее сюда занесло?

Насытилась Алена очень быстро, хоть ей казалось, что она не сможет оторваться от еды никогда. Хмельная от пищи больше, чем от водки, она откинулась на диванную спинку и, стараясь всем своим видом выразить вселенское призрение, наконец, посмотрела на Андрея.

– Сигарету будешь? – поймав ее взгляд, спросил Карнаухов.

Алена только кивнула в ответ, уже, честно говоря, толком не понимая, как себя вести и каким образом реагировать на происходящее. Буянить и рыдать не было сил. Вот тебе апофеоз жизни – карнауховская утеха в бандитском борделе! За кусок колбасы и банку тушенки на продавленном диване.

Андрей затянулся сигаретой, плеснул себе в стакан еще водки и начал свой невеселый рассказ:

– Можешь слушать, Алена, а хочешь – не слушай, но я должен тебе рассказать. Ты потом все сама поймешь, а когда поймешь, тогда можно будет нам разговаривать спокойно. Как выгнали меня из армии…

– А кто, кроме тебя, виноват? Сам своими ручками все и поделал, не надо передо мной страдальца и лишенца изображать, не на ту напал, – не удержалась Алена.

– Да что об этом сейчас говорить, конечно, сам, я не об этом, – махнул рукой Андрей, – теперь об этом поздно вспоминать. Ты же знаешь, без неба я никто, ноль без палочки. Помотался туда-сюда, ехать некуда, родителей уже давно нет, родственников всех растерял.

– Может, тебя по головке погладить? Сейчас заплачу от жалости.

– Мне твоя жалость не нужна, Алена, попробуй дослушать до конца. Устроился на работу. А куда вояк нынче берут? Только в охрану за пять копеек пара. Нынешним хозяевам жизни наплевать, что у тебя высшее образование, что ты еще не дряхлый маразматик, а классный летчик. Не выдержал, ушел. А денежки-то кончаются, дошел до того, что на рынке грузчиком иногда подрабатывал, чтобы с голоду не сдохнуть. Как-то раз посидели с одним незнакомцем в пивнушке. Слово за слово, разговорил он меня, я ему душу-то наизнанку по пьянке и вывернул. – Андрей замолчал, затянулся сигаретой, мельком взглянул на Алену, понял, что перебивать его не собираются, и продолжил рассказ: – Через неделю я уж и забыл про этого мужика и пьяные свои откровения, но тут приходит мне письмо, все чин чином. На фирменном бланке – известная на все Приморье очень солидная фирма приглашает на собеседование для дальнейшего трудоустройства. Поехал, а там встречают как короля: секретарша-блондинка, кофе с коньяком, начальник – мужик солидный, офис по последней европейской моде, и меня все любят, как долгожданного и родного.