28 сантиметров счастья - Анна Шварц

Потом я осторожно кладу ладонь на живот и тихо глажу его. Он нисколько не изменился — все такой же обычный и мягкий. Может, даже немного жирка ушло после такой насыщенной недели. Но я все равно пытаюсь как-то послать волны спокойствия тем, кто в моем животе. Бедные дети. Они, наверное, чувствуют, что их живое убежище сейчас не в лучшем состоянии. Мне бы жизнь поспокойнее, только вот как ее такой организовать?

— Так что с результатами, цып? Расскажи, что ли. Интересно, — обрывает наше молчание маньяк, — либо я включу радио. Терпеть не могу кататься в тишине.

— Не переживай, ты не отец моих детей, — устало отвечаю я, — Либо мы с тобой не переспали и ты врун, либо твой биоматериал не настолько резвый, как у твоего босса.

Маньяк цыкает.

— Ты языкастая очень, но мне по приколу. Мы с тобой не спали, мать близнецов, можешь расслабить свои мягкие булки, — произносит он, — хотя, слюнями обменялись.

— Господи, — поражаюсь я, поднимая на него взгляд. Точнее, сперва смотрю на коротко стриженный затылок и впервые замечаю кусок тату, который выглядывает из-под горловины футболки. Что у него там, купола? Да плевать, что у него там! Этот маньяк утверждает, что мы целовались, о каких куполах я сейчас думаю? — слушай, ты мне снова врешь? Чтобы я не расслаблялась?

— Чистая правда, цыпа, — смеется эта скотина, — Забудь. Значит, Рустам отец твоих детей? И кто там у тебя?

Я растерянно смотрю в лист.

— Два парня.

— Круто, цыпа. Поздравляю.

— Что произошло с женой Садаева? — спрашиваю я, отбрасывая лист в сторону, — как она умерла? Ты задаешь мне вопросы, утоли и мое любопытство, что ли.

— Не поднимай эту тему, цыпа, при Рустаме, — странно произносит маньяк, — не стоит. Просто тебе для справки говорю. Его жена уснула со включенным газом. Потом дом взлетел на воздух.

Я молча смотрю, как прыгает стрелка спидометра, пока мы то тормозим на светофорах, то снова набираем скорость. Если вдруг вскроется, что и предыдущие тесты были подделаны, то я вот начну сомневаться, что жена Садаева действительно покончила с собой таким образом.

— Думаешь ты очень громко, цыпа. Если там подделывают тесты — то старое дело снова придется поворошить. Больно много смертей вокруг Садаева за такое короткое время. Одно хорошо: он теперь тебя будет охранять, как тигр. В тебе целых два наследника. Это ценная штука.

— Он требовал сделать аборт, — приподнимаю я бровь, — не очень похоже на желание сберечь двух наследников. Я сомневаюсь в твоих словах.

Машина тормозит на очередном светофоре и маньяк поворачивается ко мне.

— Рано делаешь выводы, мать близнецов. Рустам считал свою бывшую шлюхой, которая пыталась подсунуть ему чужого ребенка обманом. У вас похожие ситуации. Только с ней он был долгое время до ее беременности. Просто необременительные отношения, понимаешь? Потом она пришла и сказала, что случилась ошибочка. Подвело их что-то. Рустам и женился на ней, чтобы не пошли мерзкие слухи. Она неплохой бабой была. Тихой, удобной, даже милой. Ради подобной и исключение сделать можно, поступить по-нормальному.

— Но я-то… — открываю рот я, а маньяк машет рукой.

— Чего «но», блин? Ты приперлась и тоже заявила, что беременна от него. Ему крышу и снесло. Слыш, цыпа, я тебе тут больно много наболтал. Ты же не подведешь папочку и не ляпнешь что-нибудь Садаеву? Это дохрена конфеденциальная фигня.

Я поджимаю в ответ губы. Мне кажется, или эта маньячина начал испытывать ко мне дружеские чувства? С учетом того, что он умудрился залезть в мой рот языком в ту ночь, мне совсем не хочется с ним дружить. Не знаю, как так получилось, но от этого я чувствую себя грязной потаскухой, и мне жутко стыдно. Ходила до двадцати лет невинным цветочком и в одну ночь оторвалась…

— Я ничего не скажу ему. Успокойся, — произношу я и отворачиваюсь к окну. Маньяк тоже возвращается на свое место и машина плавно трогается.

— Рад слышать, цыпа. Ты расслабься. На самом деле Рустам очень добрый и чувствительный человек. Уверен, он раскаивается и плачет ночами из-за того, что тебе наговорил.

— Ты, — округляю я глаза, — прикалываешься сейчас?

— Да, я тебя наебываю, цыпа, — хмыкает маньяк, — у тебя просто больно кислое лицо, словно тебе лимонов в рот напихали. Улыбнись хоть. Садаев на самом деле дикое животное, запомни это и не лезь под горячую руку. Поэтому ты сейчас едешь не в башенки, как полагает принцессе. В другое место. Чтобы не случилось чего ненароком.

«Не случилось чего ненароком». Я передергиваюсь, вспомнив, что где-то там, возле шоссе, несколько мужчин все еще прочесывают дно в поисках выброшенного пистолета. Может уже и осушают болота. Я даже не преставляю, что будет, если именно сегодня они выловят пушку и отвезут ее на экспертизу, а там что-то останется вопреки всему. Мне точно конец. Маньяк окажется дико неправ, убеждая меня, что близнецы внутри меня — очень ценная для Садаева вещь.

— Куда ты меня везешь? — я впервые начинаю понимать, что за окном действительно мелькают непривычные пейзажи. Мы едем совершенно в другую сторону. Отдаляемся от Москва-Сити.

— Увидишь. Тебе понравится, обещаю.

Маньяк останавливается на каком-то отшибе, на окраине города. Тормозит возле неприметного дома возле промзоны, за которым в небо упираются мрачные серые трубы заводов.

— Ты здесь живешь? — интересуюсь растерянно я. В ответ слышу насмешливый хрюк.

— Да, цыпа. Прямо вон в тех бараках. Не гони, а? Если б мне пришлось тут жить, работая на Рустама — я предпочел бы мотать дальше срок, а не напрягать булки ради такой херни.

Я замираю, взявшись за ручку двери.

— Так ты не все отсидел? У тебя условно-досрочное? За хорошее поведение или… как вообще? — тихо интересуюсь я. Может, его оправдали? Раз он сейчас гуляет… может быть, я зря считаю его полным мерзавцем и уродом? Возможно ведь, что всплыла ошибка в его деле? Бывает такое.

Маньяк молча глушит машину, выходит из нее, а потом открывает дверь с моей стороны. Он загораживает собой весь солнечный свет, отчего кажется, что надо мной стоит жуткий, черный монстр из кошмаров.

— Какое, нахрен, условно-досрочное, цыпа? У меня пожизненное.

Мои глаза едва не выпрыгивают на мелкую россыпь камней возле машины — настолько сильно я их таращу. Дьявол, пожизненное! Мне даже от шока кажется, что стрекотание кузнечиков вокруг становится совсем оглушительным.

«Тогда какого черта ты сейчас на свободе шляешься, раз у тебя пожизненное?» — мелькает у меня в мыслях, и, видимо, на лице тоже, потому что маньяк криво усмехается.

— Каникулы, цып. Лето почти же на дворе.

— Не гони, — бормочу я, повторяя его слова. Он подает мне руку, и мне приходится схватиться за грубую и жилистую ладонь. От этого маленькие мерзкие мурашки поднимаются по руке до самого плеча. Садаев совсем поехал крышей — держать такого человека в качестве своего цепного пса. И еще поручать ему беременную меня.