Эммануэль - Эммануэль Арсан

Марио перевел дух.

– Если же мы снова взглянем на эротизм с точки зренияискусства, мы увидим, что искусство должно быть не только незамкнутым,публичным, но и асимметричным. Например, число тех, кто занимается любовью,должно быть нечетным.

– О-о, – протянула Эммануэль, скорее заинтересованная, чемшокированная.

– Совершенно точно. Например, один – нечетное число. Тот,кто онанирует, есть и актер, и зритель одновременно. Оттого мастурбацияэротична в высшей степени, она – шедевр искусства. Эротичен также и адюльтер –треугольник разрушает банальность пары. В паре нет эротичности вне присутствиятретьего. А если его нет в действительности, пусть он присутствует в сознанииодного из партнеров. Разве никогда в чьих-нибудь объятиях вас не посещал образдругого человека, которому вы тоже расточали ласки? Насколько слаще кажется вамтвердая плоть вашего супруга, если в тог же миг перед вашими закрытыми глазамипроходит видение берущего вас друга дома или мужа вашей подруги, или киногероя,или любовника времен вашей юности. Ответьте мне: нравится вам это? Бывает такоес вами?

Без секунды колебаний Эммануэль кивнула головой. Да, с нейтакое бывало. Можно подумать, что Марио читает ее мысли, потому что впредшествующую ночь, когда она стонала и билась в объятиях Жана, в ее воображенииею овладевал Марио. И так же это было с Кристофером в день его приезда, слюбовниками Арианы, которых она даже не знала, с братом Жана, когда она с нимпознакомилась. А в последние недели ей виделись еще ее спутники по ночномуполету, особенно греческая статуя. Все эти образы встали сейчас перед еемысленным взором так отчетливо, что она боялась пошевельнуться, слушая словаМарио.

– Но надо вам заметить, что если оба партнера будут думать отретьем, нечетность исчезнет. Пусть думает о нем только один, а другой долженотдавать себя без остатка, со всем пылом, со всей своей мощью. Избегайтечетности!

Марио сцепил руки, как бы изображая пару, и сразу жеразомкнул их.

– Ну, разумеется, реальность всегда лучше воображения:наблюдатель во плоти всегда лучше воображаемого наблюдателя. Самое естественноеположение для любовника – место посреди пары.

На этот раз Эммануэль решила, что максимы Марио чересчурсмелы и не отдают хорошим вкусом. Молчание показалось ей самым элегантнымспособом дать ему это почувствовать. Но молчание не произвело никакоговпечатления. Он продолжал и пошел еще дальше.

– Но истинный артист всегда стремится к тому, чтобы зрителейбыло как можно больше.

Эммануэль подумала, что дело начинает отдавать фарсом.

– Иначе говоря, – сухо заметила она, – нет эротизма безэксгибиционизма.

– Фу, – фыркнул Марио. – Я не совсем понимаю, что вы хотитесказать этим словом. Но я знаю, что, к примеру, заниматься любовью среди ночи,на улице, где можно встретить иногда прохожих – значит стимулировать дух.

– А почему же тогда не средь бела дня, на площади, полнойнароду?

Ирония лишь слегка прикрывала заинтересованность Эммануэль.

– Потому что эротизм – подлинный эротизм, эротизм высокоймарки – как и всякое искусство, всегда элитарен и избегает толпы. Ему чуждыдавка, шум, ярмарочные фонари, любая вульгарность. Ему нужны малочисленность,беспечность, пышность, декор. У него есть условности, как в театре.

Эммануэль размышляет, ей уже не кажется это фарсом. И своодушевлением, ей самой не совсем понятным, признается:

– Думаю, что я смогла бы это сделать.

– Заниматься любовью на улице перед несколькимивнимательными наблюдателями?

– Да.

– Потому что вы вообще любите заниматься любовью или изудовольствия проделать это все публично?

– Думаю, что скорее по второй причине.

– А если вас попросят притвориться? Если мужчина, толькочтобы шокировать публику, будет делать вид, что он вас берет, вы будетедовольны?

– Нет, – отрезала Эммануэль. – Что же в этом хорошего?

Ей хотелось любви сейчас же. Ей хотелось, чтобы Марио взялее немедленно или хотя бы пусть он смотрит, как она будет успокаивать себясама. Она не знала точно, чего ей больше хочется…

И сказала, стараясь, чтобы было ясно, что она говорит и онастоящей минуте:

– Я ведь хочу и физического наслаждения.

– «Много наслаждаться», не так ли? Я понимаю…

– Конечно, почему бы и нет, – она начинала злиться, – Чтотут плохого?

Едва уловимая усмешка, которую она отметила в последнихфразах Марио, казалась ей невыносимой.

Он медленно покачал головой.

– Здесь есть плохое. – И, выждав немного, провозгласил:«Камень преткновения в постижении эротизма – чувственность».

– О, Марио, вы утомительны!

– И я вам надоел?

– Нет, но вы слишком любите парадоксы.

– Здесь нет парадокса. Вы, конечно, знаете, что такоеэнтропия?

– Угу, – пробормотала Эммануэль, тщетно пытаясь восстановитьв памяти туманные формулировки.

– Ну вот, энтропия – это, говоря в общих чертах, истощение,падение энергии. Она грозит эротизму так же, как и всему в подлунном мире. Но уэротизма специфическая форма энтропии, она называется насыщением чувств.Утоленное сладострастие – мертвое сладострастие. Помните очень точные слова ДонЖуана:

«Все, что не приводит меня в восторг, убивает меня»? Это то,о чем я говорил, упоминая равновесие. В любую минуту каждому из нас грозитутоление желаний. Оно грозит выставленным напоказ счастьем, сытостью, откоторой рукой подать до вечного сна. Счастливый брак, герои нежно целуютсяперед алтарем, и на экране появляется слово «КОНЕЦ». У хэппи-энда очень мрачныеперспективы. И единственная защита против подобной энтропии в том, чтобыотказаться от соблазна утоления, никогда не принимать наслаждения, если нетуверенности, что будешь наслаждаться и дальше. Я скажу более определенно – надобыть уверенным, что после оргазма можешь снова прийти в возбуждение.

– Марио, – простонала Эммануэль. Он опять наставительноподнял палец.

– Эротизм – не эякуляция. Эротизм – эрекция!

Эммануэль не захотела остаться в долгу по части смелости.

– Эта ремарка, – заметила она, – по-моему, больше касаетсямужчин. Женщины в этом отношении имеют преимущество перед большинством своихпартнеров.