Кавалер по найму - Василий Казаринов

— Выпьем? — Маша протестующим жестом подняла руки, — Не волнуйся. Я Фанни предупредил… Точнее, Фаину Сергеевну. Словом, я сказал, что мы с тобой немножечко напьемся. Если, конечно, у тебя есть желание.

— И что она?

— Не возражала.

— Она хорошая женщина. Добрая и славная.

Я поперхнулся джином: Фанни — хозяйка борделя, а ее сотрудница — вполне серьезно говорит о сутенерше такие слова. Просто дом милосердия. А впрочем, возможно, другие еще хуже.

— И что дальше было с Тоней? — Я задержал глоток во рту, и, как оказалось, напрасно, потому что слова Маши заставили меня поперхнуться. — Что? — спросил я, откашлявшись. — Что ты сказала?

— Ее продали. В одно стационарное заведение. Вернее, послали на перевоспитание. В порядке наказания. Развод клиента на деньги — такое не прощают.

— И где она отбывала срок, не знаешь?

Она знала.

И то, что она знала, оказалось еще одной новостью, настолько ошеломившей меня, что я едва не выронил стакан.

Тоня «отбывала срок» как раз в том заведении, которое располагалось в квартире Модеста.

— И что дальше?

— Не знаю толком. Что-то у них там стряслось. Мила должна знать; что именно.

— Мила?

— Хозяйка.

Ах да, Людмила Львовна Синатская.

— Они были в странных отношениях, я бы сказала, теплых, что ли… Так, во всяком случае, говорила Тоня. И еще она мне недавно поведала, будто Миле что-то важное рассказала — ну про свои прежние дела. После этого Мила послала ментов ко всем чертям и заявила, что теперь за крышу платить не будет. А те учинили разгром в заведении. От души, говорят, порезвились, всю мебель переломали… Ой, что это с вами? Эй!

Мягкие ее пальцы коснулись моей руки и тут же отпрянули.

— А что такое? — с трудом выдавил я, не узнавая свой голос.

— Да лицо у вас вдруг такое сделалось… Страшное. И глаза… Показалось, вот-вот вылезут из орбит. Выпейте… — Она вставила мне в руку стакан, приподняла ее, резкий запах можжевельника вернул меня к жизни, а хороший глоток джина чуть унял тупую боль, засевшую в груди. — Уф, ну и напугали вы меня!..

— Ничего. Уже лучше. Не знаешь, где мне ее найти? Я имею в виду Милу.

— Она, говорят, сидит.

— Уже нет. Вышла на днях.

Девочка замялась и с минуту молчала, рассеянно чертя пальцем узор на полированной столешнице.

— Может быть, спросить у Андрея?

— Хорошо. Спрошу, У какого Андрея?

Судя по рассказу девочки, он является кем-то вроде делового партнера Фанни — заведует хозяйством, напитками в баре, шоферит, развозит девочек клиентам, когда поступают заказы на выезд. На самом деле он партнер Фанни не только в делах, но и в постели — глаз у девочек наметанный, и определить неделовой характер их отношений труда не составляет: жесты, взгляды, интонации.

Я вдруг припомнил, как Фанни нежно поглаживала малого в черной кожаной безрукавке по лысой голове — там, в подвале.

— И еще… — донесся тихий голос Маши, — мне Тоня не так давно по секрету рассказала… Андрей — он ведь прежде около Милы был, там, на Полянке. И в том же качестве.

Еще одна хорошая новость, очень хорошая. Вот он, след, отыскался…

Я рассмеялся, наполнил стаканы и торжественно провозгласил:

— Ищите мужчину! Так должны были говорить французы.

Я вышел на улицу и стал ждать. Ждать долго не пришлось. В конце улицы вспухли два бледно-желтых, низко припавших к земле «глаза», их шарящий по земле свет приближался.

Это был белый микроавтобус Зарулив на паркинг перед входом в кафе, он прощально моргнул габаритными огнями, потом открылась дверца, из машины выбрался крепко сбитый лысый малый, опознать которого даже в полумраке труда не составляло, — видел я его в последний раз на другом паркинге, когда в салон впархивали его ночные бабочки.

Расправив грудь, он лениво потянулся, помотал крупной головой, будто собака после купания. Наблюдая за ним, я немного растерялся: ах, какой матерый, сильный, привыкший ломиться напролом сквозь буреломы Alces alces — не лось, а просто красавец, настоящий сохатый. Чтобы встать на его пути, надо обладать не только мужеством.

Лось двинулся ко входу в заведение — но, как оказалось, только затем, чтобы опять отправиться на задание. Должно быть, на фирму поступил очередной заказ. Три девочки погрузились в фургон, дверца плавно въехала на место. Наконец показался Андрей. Когда он усаживался за руль, микроавтобус слегка покачнулся под тяжестью его большого тела.

Габаритные огни поглотил сумрак ночи, а у меня вдруг возникло чувство опасности. Я себе доверял, потому решил осмотреться. Мысленно укорил себя — если бы сделал это раньше, то непременно догадался бы, что кто-то еще прячется на этой сонной улочке.

Да, вон там справа — в тени бетонного забора, к которому лепится шеренга гаражей. Там, в густой темени, растворились синие «Жигули». Открылась правая передняя дверца, взвизгнул стартер, салон слабо осветился, очертив лица мужчины за рулем и женщины рядом. Женщина расплатилась с водителем. Ночной извозчик сунул деньги в карман, свет погас, машина вывернула на проезжую часть и не спеша покатила в сторону метро, оставив женщину на дороге.

Чиркнула зажигалка, зыбкий огонек на мгновение выхватил из темноты ее лицо — массивный, выдающийся вперед лоб, тонкие, напряженные губы, плотно стискивающие сигаретный фильтр, щека с пятнышком родинки. Прикуривая, она смотрела на противоположную сторону улицы. Сделав пару глубоких затяжек, женщина щелчком выстрелила окурком в темноту и направилась в кафе. Переходя улицу, она на короткое время оказалась в полосе жидковатого света фонаря. Я успел ее рассмотреть.

Средних лет женщина, выше среднего роста, с короткой стрижкой. Узкие черные джинсы — того фасона, которые натягивают, что называется, с мылом, — подчеркивали стройность длинных ног и изящную линию бедер. О ее настрое говорило то, как на ходу она разминала маленькие крепкие кулачки, да и вообще, в ее хищной пластике и стремительных, уверенных движениях чувствовалась отчаянная решимость. Одним словом, эта грациозная Orcinus orca — одна из самых изящных касаток, которых мне приходилось видеть.

Я вышел из укрытия, уселся за руль, потихоньку завел «гольф» в тихую гавань пустынного паркинга напротив кафе. Расчет оказался верным, потому что спустя минуту из подводных глубин донеслись характерные звуки, которые сопутствуют энергичному выяснению отношений двух женщин, не поделивших одного мужчину: звон разлетающейся вдребезги посуды, истерические визги, удары падающих на пол предметов. Наконец дверь распахнулась, на поверхность вынырнула Фанни, глотая распахнутым ртом воздух. Ее шевелюра напоминала разворошенное гнездо, на щеке — багровые росчерки царапин, оставленные, скорее всего, ногтями противницы, а на пиджаке отсутствовал правый рукав. Ничего удивительного: касатку называют идеальным убийцей, в схватке ей нет равных в водах Мирового океана. Следом за Фанни выполз охранник — он двигался, что называется, на полусогнутых, вцепившись большими руками в мошонку, — должно быть, Людмила Львовна Синатская время отсидки не потратила зря и овладела нехитрыми, но действенными приемами борьбы.