Новая критика. По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга - Денис Бояринов

и танцевали вместе с выступающими[128]. Балалайки, гитары и самодельные ударные из канализационных труб создавали плотную, какофоническую музыкальную ткань, на которую накладывалась простая и запоминающаяся мелодия, обрастающая всхлипами, вскриками или хохотом.

Но простота этих песенок была обманчивой. Используя метод двойного кодирования[129], старик Букашкин выстраивал максимально широкую коммуникацию, которая обращалась и к представителям художественного сообщества, и к непосвященным зрителям-слушателям. Начав как неофутуристский поэт и фотограф, Евгений Малахин придумал образ дворника Букашкина, чтобы подать свои авангардные эксперименты в обертке наивного искусства. В песенках старика Букашкина переосмыслены фольклорные жанры. Тоскливый, но одновременно гипнотически зажигательный плач в «Любаше»:

Все, что угодно, смиренно приму,

Я повторяю моленье о чаше,

Как рыцарь без страха, и вот почему:

Танцуй на прощание со мною, Любаша.

Моралистский эпос в «Мифе о добром и злом»:

Однажды злой убил доброго,

Но его все забыли,

А доброго помнят до сих пор.

Народная стилистика использована как оболочка для критического, абсурдистского или формалистского высказывания. Например, ироническая антиалкогольная пропаганда в форме, близкой частушке:

Если ты мужик, что надо,

Ты не пей, не пей — не надо.

Или опус, напоминающий одновременно детскую поучительную песню и опыты футуристов и дадаистов:

Наша речь состоит из фраз,

А слова — будто гоголь-моголь.

<…> Из букв состоят слова,

А буквы не состоят,

А просто бу-бу и ква-ква,

А просто стоят и лежат.

Свои стихи старик Букашкин транслировал в разных формах: исполнял их как песни, записывал на так называемых морально-шинковательных досочках, которые раздаривались в конце выступления (моральная — потому что в ней есть этический посыл, шинковательная — потому что это была разделочная доска), изображал их на стенах домов как первый местный стрит-арт. Все это укладывалось в логику максимального вовлечения аудитории и распространения своих мыслей и идей.

В «Картиннике» псевдоним был не только у его главы — Малахина, но и у других участников общества. «Маскарадность» и использование alter ego отличают и современные группы уральского интеллектуального андерграунда. Каждая из них выстраивает вокруг себя миф и примеряет маски. Наиболее ярко это проявляется в образах Люськи Фитилек и DJ Е-shkin, которые придумали себе участники дуэта VIA Avtozagar. Псевдонимы в данном случае — оммаж культуре шансона, пародия на которую лежит в основе концепции группы. Кроме того, персонажи дают группам освобождение от социальных условностей и возможность производить любые, даже самые странные художественные акты.

Творчество старика Букашкина и общества «Картинник» для героев этой статьи не просто исторический пример, но и актуальный материал, к которому они обращаются. Напрямую это делают Vitamin Youth, посвятившие Букашкину несколько своих перформансов: «Последние песнопения деревьев» (2019), «Циклы и песни» (2021). И это вполне закономерно, ведь Vitamin Youth точно так же используют разные жанры, для них важна поэтическая основа, а их концерты представляют собой коллективное перформативное действие. Есть некоторые пересечения и в музыкальном материале: VY тоже близко квазинародное звучание и эстетика самодеятельности.

Другой важный пример соединения музыкальных и художественных практик, появившийся на Урале в конце 1980-х, — это «Новый художественный ансамбль» (НХА), основанный Львом Гутовским и Александром Соха в 1987 году в Челябинске. Они декларировали в своем манифесте свободу «от жанровых ограничений, соединяя в своих программах импровизационную, акустическую, электронную, инструментальную музыку, звучание „живого“ голоса, видеопроекции, элементы пластического и абсурдистского театра»[130]. Это определение вполне подходит тому, что делают сегодня Vitamin Youth и DAS MAN Gazmanova.

Один из самых известных перформансов Гутовского и НХА «Передвижной оркестр майора Брауна» был восстановлен и вновь показан в 2015 году на площадке Уральского филиала ГЦСИ. Он представляет собой концерт для необычного ансамбля, в котором электрогитары и духовая секция играют вместе с мотобензобаком и циркулярной пилой. НХА шьет лоскутное одеяло из известных мелодий, авторских музыкальных эпизодов и импровизации, соединяя песни The Beatles, музыкальный минимализм, фри-джаз и шумовые эксперименты. Нарочитая цитатность перформанса отражает постмодернистскую парадигму, в которой творец не создает новое, а компилирует[131]. Его форма, как и выступления Букашкина, отсылает к балагану и к ярмарочным действам.

Руководитель ансамбля Лев Гутовский так описывал их музыку 1980–1990-х: «Это электронные импровизации на жесткой драматургической основе с некоторой склонностью к психическим нарушениям и пограничным состояниям»[132]. Вообще, стремление анализировать свое творчество и усилить его теоретическим базисом, манифестами тоже симптоматично. Современные представители уральского интеллектуального андерграунда переняли этот подход. DAS MAN Gazmanova так описывает себя в паблике группы: «…это музыка больших нарративов и маленьких членов, всратые высеры и бездна бездарности с припиздью».

Искать корни современного уральского андерграунда можно, конечно, не только в Свердловске или Екатеринбурге — практики столичных «Звуков Му» или «Поп-механики» с их мультидисциплинарным подходом к песням тоже кажутся источниками или как минимум референсами для групп, о которых я говорю. Наиболее близки к ним Vitamin Youth: и по поэтике, и по типу поведения на выступлениях, и по общей творческой стратегии постоянных эстетических трансформаций.

Vitamin Youth: многоликие

История Vitamin Youth (используется также русское название «Витамин Юсъ») началась с мистификации. Еще не вышла ни одна песня, но уже появилась статья на «Википедии», которая описывала путь группы, якобы основанной в 1973 году (правда, администрация сервиса эту страницу быстро удалила). Из этой статьи потом родились все описания стилистики группы. В актуальном тексте, представленном в социальных сетях коллектива, 40 лет их существования охарактеризованы так: «В разные периоды стилистика группы варьировалась: хоровая музыка (1976–1979), noise, sound collage (1980–1984), freak rock, outsider music (1985), chamber folk (1985–1987), shoegaze-hop (1988), soundscape/minimal/industrial (1988–1992), outside trip-hop (1993–1995), ujobiszh-brit-pop (1995), progressive pop (1996–1997), techno / fake house (1997–2000), light ambient (2000–2010), euro-govno-pop (2010–2012), sound collage/ spoken word (2012–2013), art-punk / freak folk (2014–2016), art-punk, progressive folk (2016–2021)»[133].

Трюк с придуманной историей был необходим, чтобы пропустить этап начинающей группы, сразу ввести себя в контекст большой музыкальной истории. Этот выдуманный путь все же частично совпадает в реальным, который VY прошли с момента фактического основания в 2012 году. Группа, появившаяся как электронный дуэт Руслана Комадея (вокалист, автор текстов и музыки) и Алексея Русских (соло-гитарист), несколько раз меняла звук и стиль. Последние несколько лет с VY выступает Владислав Семенцул; сейчас их можно описать как песенную группу с рок-основой, экспериментирующую с электронным и шумовым звучанием и перформативными выступлениями.

Свобода внутренней творческой организации делает группу многоликой: они могут исполнять и городской романс, и каверы на русские поп-хиты, и абстрактный нойз, и драйвовый