Тайный наследник Дона - Селеста Райли

бокал, она вытирает его полотенцем и ставит в шкаф. Затем она бормочет "спокойной ночи" и начинает выходить из кухни. Я встаю и направляюсь к ней, хватаю ее за запястье и поворачиваю к себе. Ее глаза впиваются в мои, и она вздрагивает от моего прикосновения. Я слышу ее дыхание. Ее грудь вздымается, соски твердеют.

Это прекрасное зрелище.

— Доминик, — шепчет она. Больше она ничего не говорит.

Я притягиваю ее ближе и обхватываю рукой ее талию. Она теплая, мягкая и нежная.

— Я скучал по тебе, Елена, — шепчу я, заправляя прядь пепельно-белых волос ей за ухо и слегка касаясь ее пальцем. — Я действительно скучал по тебе. — Наклонившись, я вдыхаю ее аромат ванили и клубники.

Она кладет ладонь мне на грудь, и от ее прикосновений кровь закипает, посылая огонь прямо к моему члену.

— Доминик, я тоже скучала по тебе, — шепчет она, ее глаза ищут мои, дыхание учащается.

Я наклоняюсь к ней, не в силах сопротивляться.

— Я никогда больше не отпущу тебя. Никогда.

Я нахожу ее губы и целую.

ГЛАВА 13

ЕЛЕНА

Губы Доминика прижимаются к моим, и я замираю, не зная, целовать ли его в ответ или оттолкнуть. Когда его язык требует проникновения, я теряюсь. Он целует меня с жадной потребностью, и вся моя сдержанность тает, и я целую его в ответ.

Он такой приятный на вкус и напоминает мне о том, как все было между нами. Я скучала по его грубым поцелуям и по тому, как он исследует мое тело, словно поклоняясь ему.

Когда он прижимает свои бедра к моим, а его эрекция трется о мой низ живота, я стону ему в рот, и по мне пробегает электричество.

Боже!

Мое сердце диким зверем бьется в груди, бешено колотясь и требуя вырваться на свободу. Мое тело горит от его поцелуев, а в глубине души зарождается глубокая боль. Я поглощена прикосновениями и поцелуями Доминика, и я бы не хотела, чтобы было иначе.

Его руки обхватывают мою талию, и он поднимает меня на стойку. Он раздвигает мои ноги и делает шаг между ними, выпуклость его брюк встречается с пульсацией между моими ногами. Я подаюсь вперед, прижимаясь к нему. Я уверена, что пожалею об этом решении утром, когда мои гормоны станут более стабильными и меня не будет переполнять желание, но сейчас я не хочу думать о последствиях.

Я хочу его, даже если это всего лишь ночь.

Только сегодня.

Он отстраняется на мгновение и смотрит мне в глаза, его пальцы ласкают мои бедра. Его глаза темные от вожделения. Он такой опасный и темный, что меня передергивает, и я обхватываю его за шею.

— Пойдем наверх, — говорит он хриплым голосом, от которого мой позвоночник вибрирует. Мне хочется еще больше его поцелуев и ласк.

Я не уверена, что это вопрос, но я киваю.

— Лукас…

Он улыбается.

— Комната звуконепроницаемая. — Он наклоняется и облизывает мои губы. — Он нас не услышит.

Доминик снова находит мои губы и приникает к ним. Я целую его в ответ, наслаждаясь восхитительным вкусом. Каждое его движение — собственническое. Он напоминает мне о том времени, когда я была его. Он требует меня и ставит на мне метку, чтобы я не забывала, что даже после стольких лет разлуки я не принадлежу никому, кроме него.

Логика запрятана в дальний уголок моего сознания, поэтому мне все равно. Я не хотела ничего, кроме как снова стать его.

Когда он поднимает меня со стойки, я обхватываю его ногами, и мы целуемся, поднимаясь наверх. Только когда он бросает меня на свою кровать, я понимаю, что мы в его комнате.

Его комната монохромна, как и весь дом. Белая простыня покрывает кровать королевских размеров, а с балдахина над ней свисает черная штора. Над кроватью с балдахином висит люстра, освещающая комнату кроваво-красным светом. На тумбочке рядом с кроватью стоит зажженная свеча с ароматом лаванды, и ее аромат наполняет комнату.

Доминик срывает с себя рубашку. Я задыхаюсь, глядя на упругие мышцы его груди и плеч. Затем мои глаза расширяются от татуировок и шрамов, покрывающих его кожу.

Я встаю на колени и провожу пальцем по шрамам. Я не уверена, но те, что на правой стороне его груди, круглые, как пулевые ранения, и их еще три.

Через живот и пресс проходит более длинный шрам, я предполагаю, что это ножевое ранение.

— Откуда они у тебя?

Он проводит пальцами по моим волосам и сжимает их достаточно крепко, чтобы причинить боль.

— Это то, что нужно, чтобы быть созданным человеком мафии.

Я наклоняюсь и целую каждый из его шрамов, и в его груди раздается глубокий стон. Он обхватывает пальцами мою шею, оттаскивает меня назад и свободной рукой разрывает пополам мою ночную рубашку. Когда я вздыхаю, появляется опасно злая ухмылка.

— Все равно она была бесполезной.

Мои соски затвердели, и мурашки покрывают кожу, когда воздух ласкает мое обнаженное тело.

Его глаза наполнены желанием, когда он проводит пальцем по моей обнаженной груди и задевает сосок. Мое тело неистово дергается в ответ. Мой клитор начинает болеть, а между ног появляется лужица влаги, когда желание поселяется в моем сердце.

— Черт, Елена, — ворчит он, поглаживая пальцем один из моих сосков. Больше он ничего не говорит. Вместо этого он наклоняется и берет мой сосок, крутя и дразня его языком.

Я стону, мои глаза бросаются на его эрекцию, а руки тянутся к нему, но замирают от боли, когда он прикусывает мой сосок. Это не просто боль, это идеальное сочетание боли и удовольствия.

— Доминик.

Он отрывает рот от моего соска, и его руки обхватывают мое лицо. Затем он легонько сжимает.

— Еще раз прикоснешься ко мне, и будет наказание.

Я кусаю губы. Я хочу, чтобы он меня наказал. У меня кружится голова от неглубокого дыхания в предвкушении того, что он будет делать с моим телом сегодня ночью.

Я снова тянусь к его эрекции. Он останавливает мою руку прежде, чем она приближается. Он улыбается, отпускает меня и идет к креслу в другом конце комнаты. Он садится.

— Ползи ко мне, — приказывает он.

Как хорошая девочка, я слезаю с кровати, опускаюсь на четвереньки и начинаю ползти.

— Хорошая девочка, — хрипит он, гладя меня по голове, когда я добираюсь до него. Он поднимает меня к себе на колени.

Он открывает ящик рядом с креслом и некоторое время копается в нем. Когда он вынимает руку, в ней