Годы паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать» - Нелл Фриззелл

попробовать – даже перепробовать все. Иногда даже получать в процессе удовольствие. Но при этом становится понятно, почему знакомство на работе кажется привлекательной альтернативой.

Так что, читая на следующий день сообщение Ника с вопросом, не хочу ли я пойти выпить кофе и поделиться мыслями о поездке в Кале, я испытала нечто очень близкое к восторгу. В поездке мы провели вместе пятнадцать часов, включая долгую обратную дорогу из Дувра, и в какой-то момент я без всякой задней мысли указала на огромное одинокое бетонное здание ресторана «Фрэнки и Бенни», кинотеатра «Одеон» и гостиницы «Трэвелодж» на Гринвичском полуострове и сказала:

– Глянь, это прямо рецепт идеального свидания.

* * *

Так что факт его желания снова меня увидеть подбодрил меня как в личном плане, так и в профессиональном. Ник предложил встретиться в метро на «Бетнал-Грин». Поскольку он вырос в Лондоне и учился в школе на этой станции, я рассудила, что он знает какой-нибудь крутой местный бар или паб «только для своих», где мы будем обсуждать политику и обмениваться мнениями. Только когда мы миновали таксопарк, пустынную стройплощадку и свернули в темный, сырой переулок, я начала сомневаться. И сомневалась до тех пор, пока мы не завернули за угол – перед нами, как бы это ни было забавно и как ни трудно поверить, открылся вид на отель «Бетнал-Грин Трэвелодж». Ник тайком от меня заранее позвонил и попросил забронировать столики в трех разных «Трэвелоджах»: в этом, еще в одном, расположенном недалеко от работы, и в третьем, в Центральном Лондоне, просто на случай, если бы я выбрала другое место встречи.

Когда мы признались администратору, что не собираемся снимать номер и просто хотели посидеть в баре, она смерила нас взглядом, поморщилась, как человек, только что сунувший пальцы в сток под раковиной, и сказала:

– Вы же знаете, что это «Трэвелодж», верно?

Вот так я оказалась рядом с пирамидальной витриной хлопьев к завтраку, под флуоресцентной лампой, в нескольких метрах от продавца газет из Ньюкасла, который смотрел чемпионат по дартсу на огромном телевизионном экране. Я держала бокал вина и смеялась почти над каждой фразой Ника. Потом, когда он стоял у барной стойки, стащила из его сумки ежедневник и гигантским карандашом с изображением лондонского Тауэра, который умыкнула со стола администратора, вписала в него свой день рождения. А еще так наклюкалась, что умудрилась потерять сумку в пабе, куда мы перебрались из гостиницы, и Нику пришлось везти меня домой на такси. Несмотря на довольно вялые протесты, он поднялся в квартиру, где я тут же познакомила его со своей соседкой Крис следующими словами: «Это мой муж, Крис. Крис, это Ник».

Утром проснулась, перевернулась на бок – с небритыми ногами, в середине обильной менструации, в спальне, по которой словно ураган прошелся, – посмотрела на Ника, лежавшего на моей подушке, и, ни на секунду не задумавшись, сказала:

– Кажется, я в тебя влюблена.

И сказала это впервые в жизни. Конечно же, я говорила людям, что люблю их, не сосчитать сколько раз, но «я в тебя влюблена»? Никогда! Я знала этого мужчину общим счетом меньше суток. Но мне почему-то было совершенно все равно. Я знала. У меня все серьезно. Ближе к вечеру того дня он, не сказав ни слова, купил два билета на поезд в Берлин в день моего рождения. И мы поехали.

Почему отношения оказались удачными, в то время как столь многие до них потерпели крушение? Разумеется, Ник был умным, добрым, забавным, неожиданным, красноречивым, зрелым, красивым, но такими были и многие другие. Я никогда никому не говорила, что влюблена. Никогда не рисковала сердцем так скоропалительно и не делала этого так беззаботно. Тут важно другое: после двух лет «одиночного плавания», притиснутая к тяжкой горькой истине своего желания, прошедшая упорное самоисследование в психотерапии, я была готова рискнуть всем и показать мужчине свою уязвимость. Я наконец была способна освободиться от токсичного мифа, будто единственное, что нужно мужчинам, – беспорядочный секс, свобода от обязательств и поверхностное влечение. Я была готова проверить практикой теорию, что некоторые, если дать возможность, захотят партнерства, товарищества, даже семьи. Я готова быть честной. Я наконец готова зависеть и полагаться. После многих лет ношения маски бравады и напускного безразличия, секса с людьми ради самоутверждения и нежелания о чем-либо просить из страха разочароваться, утверждений, что не верю в брак, и построения пьяных теорий об обязательствах, использования секса в качестве метода самобичевания, обесценивания самой себя, провоцирования других обращаться со мной так, словно я не имею никакой ценности, после того как прятала страхи и заглушала желания, я наконец-то – наконец-то! – поняла, что заслуживаю лучшего.

Я пришла к убеждению, что достойна любви, а взаимозависимость – не ругательное слово.

Психотерапия – не серебряная пуля. Во многих отношениях она похожа на процесс окрашивания кончиков: ты снова и снова год за годом говоришь и слышишь одни и те же вещи, но каждый раз они закрепляются чуть лучше. И вот цвет становится другим, окраска прочная, а ты меняешься. Я не говорю, что можно влюбиться лишь в том случае, если у тебя есть деньги и время на бессчетные часы психотерапии. Это ужасно глупое заявление. Но в моем случае потребовались точка зрения и проницательность профессионала и постороннего человека, чтобы раскопать осадочные слои моего нездорового мышления и построить новый фундамент. Тот, который позволил просить любви и предлагать любовь взамен.

Разумеется, проблему «годов паники» невозможно решить, просто сказав кому-то, что ты в него влюблена. Даже если это взаимно. Всегда найдется что-то, что собьет тебя с рельсов. В тот вечер на пароме, когда мы переправлялись обратно в Дувр из Кале, Имор повернулся к нам с Ником и – как очень многие счастливо женатые мужчины в возрасте за сорок – спросил каждого в отдельности, желаем ли мы когда-нибудь вступить в брак и иметь детей. Опять он! Тот самый Вопрос. Большой. Тот самый, который вгонялся в мое воображаемое будущее, как гвоздь в штукатурку. Вопрос, всегда задаваемый так небрежно, словно это то же самое, что спросить, чай ты предпочитаешь или кофе. Я была утомлена и не на шутку придавлена чистым весом человечности, на примеры которой насмотрелась за тот день, и поэтому решила быть полностью, беззаветно честной. Я сказала, что не особенно высокого мнения о браке, но хотела бы встретить мужчину и родить от него ребенка. Ник ответил, что тема брака и рождения детей его не особенно волнует. Я на