Убайдулла-наме - Мир Мухаммед Амин-и Бухари

Равнина Ханабада наполнилась шатрами и палатками и та местность в тот день оказалась связанною веревками последних.

Стихи:

На следующий день, когда государь востока

Взошел на этот голубой свод,

тот государь по обычаю великих царей выстроив войско и отдав необходимые приказания, [выступил дальше] и в местности Адина-мечеть, что лежит поблизости Балха, соизволил сделать остановку. Он приказал, чтобы храбрые войска приготовили орудия войны и не вытаптывали своими конями посевов населения и не причиняли бы никому вреда и ущерба, (предварив, что если] кто совершит противное сему [в такой мере], что выдернет из земли [хотя бы] один колос, урожай его жизни погибнет под серпом смерти. Когда армия занялась налаживанием военного снаряжения, [то]

Стихи:

От шашек, барабанов, булав и от пыли

Земли стал черным лазоревый купол неба,

Глаз не видел поводьев [коней]

И не различал на небе звезд.

Отсюда барабаны возвестили выступление, а трубы и флейты громко заиграли:

Стихи:

По распоряжению шаха, происхождением восходящему к Бузанджиру[160],

/103б/ До небес вознесся [его] санджаровский штандарт[161].

От громких звуков труб, несущихся превыше

Плеяд, Оглохли уши херувимов,

А ангелы побежали с небес от [звуков] тех труб,

Подобно птицам, [вспорхнувшим] с ветвей дерева при звуке ружейного выстрела.

В тот же день из Гундака достигли Сарипуля и расположились лагерем в чарбаге Сиддик бия ойрата. Туда явилось войско племени правой и левой сторон [многочисленное], как муравьи и саранча. Начальники этого племени: Тангриберды джабут, Ходжимберды кенегес, Дост-Кара джабут, Тагма, Султан и Абдуссамад, сыновья Рустема аталыка, с группою [представителей] бесчисленного войска правой стороны, облобызав высочайший порог, преисполнились надежд на [высочайшие] милости. Что касается Касима кенегеса и Ирназара мангыта, отправившихся к высочайшему порогу, то счастье отвернулось от этих двух несчастных заблудших людей. Эти два негодяя, повернув с урочища Карлук, направились в Термез.

Стихи:

Враг не может стать душевным другом,

Как не может приносить “магилян” [никаких] плодов, кроме колючек[162].

/104а/ [Никогда] не видел сахара от камыша тот, кто делает [из него] цыновки,

Как не бывает [никогда] у него в ушах жемчуга.

Каждый, у кого зло лежит в природе,

Тому [ничто] не приходит на память, кроме хитрости и обмана.

Джеген кипчак, который среди балхских кипчаков был начальником артиллерии, в тот же день с отрядом кипчаков Сарипуля и Салучар'ека[163] явился облобызать [высочайший] порог и снискал безграничное [царственное] внимание.

О ПОСЫЛКЕ С МУХАММЕД СА'ИД ХОДЖЕЙ НАКИБОМ И АДИЛ БИЕМ АТАЛЫКОМ [СВОИХ ЛЮДЕЙ] В КРЕПОСТЬ БАЛХ И О СТАЧКЕ ИХ С ИБАДУЛЛА БИЕМ ТИЛАВ ПАРВАНАЧИЕМ БАЛХА И ДРУГИМИ ЭМИРАМИ

Тем временем Мухаммед Са'ид ходжа накиб и Адил аталык, которые были двигателями [этой] цепи [событий], послали особо доверенных людей в крепость Балх к тем лицам, которые, между прочим, отличались своеволием и распущенностью. Эти люди вошли в стачку с этими лицами, и последние порешили на том, что в глубокую ночь часть витязей и молодых отважных воинов из войска [хана] была бы в готовности и в бодрствующем виде внизу крепости подле ворот воды и “тогда, — говорили они, — мы отворим им, т. е. победоносному войску, ворота /104б/ и тем самым покажем [свое] благожелательство государю в отношении его наследственного достояния”. В соответствии с таким обещанием и сговором Мухаммед Ма'сум аталыку сараю, с четырьмя тысячами молодых мечебойцев и копейщиков, *вроде токсабы и мирахура[164], было приказано отправиться к [назначенному] месту и бодрствовать [там]. После их выступления к обещанному [для их операции] пункту, из среды крепостных лиц, вошедших в стачку [с ханскими доброхотами] по поводу открытия крепостных ворот, Махмуд, сын Кутлука дадха, подобно лисе из засады, сообщил [о затеянном] проклятому Махмуду. Словом, произошло следующее. Парваначи, на ответственности которого лежало наблюдение за воротами, струсил и с тревогою вышел [к воротам]; бухарцы же не отважились вступить в крепость. Услышав эту страшную весть, счастливый государь распалился гневом и в ярости сев на коня и увидя войско в равнине Нахр-и Абдулла, отдал приказание, чтобы /105а/ его ставку разбили перед воротами города.

Стихи:

От войска, растянувшегося на [целый] фарсанг,

Степь была полна дичи:

Позади и впереди — павлинокрасочные тюрки;

Справа и слева — львы боевого булата.

А в центре — [сам] великолепный шах.

Армия [в целом] вокруг реки подобна горе.

Результатом искомого у его величества была остановка подле ворот Балха, но, оберегая эмиров и вельмож цветущего государства, он, сделав надлежащие указания заведывающему устройством лагеря и порядком в нем, приказал назначить для остановки селение Узун шах.

С одобрения эмиров благородный государь повелел выдать из казны жителям этого селения в возмещение убытков за вытоптанный войсковыми лошадьми танаб ячменя соответствующую сумму золотом.

Когда же для светоносного, как солнце, взгляда монарха из Чингизова дома стало ясно, что крепостная масса далека от сферы августейшего внимания, забил барабан отваги, и было приказано разбить лагерь в местности Намазгах, бывшей от крепости в расстоянии полета стрелы; против [крепостных] ворот воздвигли внешние знаки величия и /105б/ могущества.

Стихи:

Подобно свирепому морю, подобно глубокой реке,

Он спустился к крепостным воротам: после сего завесы царской ставки[165]

Протянули до [самой] крепости.

Сферу небес огласили звуки литавр и труб; вопли гобоев и рожков потрясли опоры высшего мира. И тот лев чащи государства, та пучина в море благородного рвения [Убайдулла хан], пришедши в волнение от бури [неукротимой] энергии, подобно яростному морю, простер руку и как облако, изрыгающее молнию, [весь загорелся и тотчас схватил хризолит своего меча с сверкающею], как блестящий рубин, поверхностью, омыл изумрудность своей шашки еменским сердоликом крови; дикая роза его лилейного по природе клинка принесла плод, и от его быстрого кинжала овлажненный тюльпан поднял голову, — он, как храбрый лев, прыжком бросающийся на добычу, или как свирепый тигр, устремляющийся на дичь, [когда ему подвели] объезжающего половину мира [коня], который в давку битвы входил подобно мысли в ум и по /106а/ затруднительному пути начинал скакать, как зефир между локонов красавицы, — [вспрыгнув на него], и уподобляясь быстролетному соколу, гордому своим превосходством [хан] вложил ноги в