Тюремщица оборотня - Ли Литвиненко

было интересно наблюдать, глаза-хамелеоны меняли цвет, превращаясь в расплавленное золото.

— «На филина чем-то похож». — Решила девушка, хоть филинов никогда не видела.

— Как ты это делаешь? — Заворожено поинтересовалась Мина.

— Ты о чем?

— О глазах. Как ты меняешь их цвет?

На губах Урсула появилась загадочная ухмылочка.

— Это происходит от настроения, от эмоций. — Пояснил оборотень.

Мина не совсем поняла пояснение, каждый раз, когда она видела его желтые глаза, эмоции у узника были разные.

— И какое должно быть настроение, чтобы глаза пожелтели? — Уточнила девушка.

Он наклонился к решетке, за которой сидела на своем пенечке Мина, и открыто принюхался, прикрыв глаза. А когда открыл, они были полностью желтыми и горели в тусклом свете свечки, завораживая звериными зрачками.

— Возбужденным.

Она поняла намек и покраснела сильней. Так вот о чем думал зверь, когда зыркал на неё своими глазищами. Похотливый самец. Срам-то, какой! Девушка запихнула в рот последний кусок хлеба и через силу глотнула. Мякиш застрял где-то в горле, раздражая и перша. Срочно воды! Теплый чай исправил ситуацию и затушил стыд.

— Пойду, окно поищу. — Не дожевав до конца, пояснила Мина и словно сорвавшаяся с тетивы стрела, вылетела из погреба.

Насыпь над подвалом была довольно внушительная. При строительстве, каменную коробку накрыли пластом отесанного камня, а потом сверху забросали всей вырытой землей. Мина забираясь на крутую горку подумала о санках. Скатится отсюда на деревянных полозьях, было бы просто замечательно. Когда пойдет в следующий раз на кузню, обязательно поищет что-нибудь подходяще. Ну, в крайнем случае, подойдет и её банный таз.

— Сегодня ночью и попробую. — Решила девушка и отряхнула со штанов снег.

Вот она покоренная вершина! И где окно? Невидно никаких домиков накрытых тряпками, только деревянный ящик с плоской крышкой, а сверху белая шапка-сугроб. Мина с досадой стукнула по загадочной конструкции и по звуку поняла, что он пуст. Задумалась, и стала расхаживать по насыпи туда-сюда, расчерчивая снег на тюремные комнаты. По всем расчетам получалось, что короб, стоит как раз над оконным колодцем.

— Значит нужно сносить. — Решила она, судьбу коробки и уперлась в неё руками.

Но показавшаяся такой легкой задача, вдруг устояла. Снег все это время стаивал с конструкции и ледяным фундаментом припаял её к земле. Один жим, второй. Кажется, что-то хрустнуло, и Мина взмолилась, чтобы это была не её спина. Наконец, поганая коробка двинулась и, подхватив под край, девушка стала поднимать её, опрокидывая назад. Ящик гневно заскрипел, грозя в любую минуту развалиться, но сдержался и откинулся на снег целым и невредимым. На свет показалась та самая двускатная «крыша», накрытая толстым слоем истлевших тряпок. Слоев было много, и оникрошились под пальцами Мины, словно яичная скорлупа. Приходилось снимать небольшими кусками, пыхавшими трухлявой пылью. Открылось толстое стекло, темное и грязное. Ничего сейчас мы его снежком! И девушка набросала на окно охапки снега, протерла и повторила еще. Стекло засияло, и внизу, Мина вдруг рассмотрела оборотня, стоявшего с запрокинутой головой. Он щурился от солнца и улыбался.

— Потрясающе! — Выдохнула, сама не понимая, о ком или о чем говорит.

Огляделась, снег засыпан грязным мусором, ящик откинут. А ведь оборотень сказал, что окно закрыли по приказу господина Басту. Вдруг кто-то увидит и доложит? Нужно как-то замаскировать… Если поставить ящик обратно, но уже без скрывающей солнце крышки, то со стороны разница «до-после», будет абсолютно незаметна. И Мина легко вышибла дощатое дно. Потом толкнула короб обратно и с тихим «пуффф» маскировка приняла надлежащий вид.

Свет, полностью изменил тюремный подвал. Он словно разделился на две части, центр и периферия. Середина стала теплей и уютней, даже решетки выглядели на солнце не такими мрачными. А вот стены, оставшиеся в тени, давили сильней.

— Было бы замечательно, ихпобелить. — Глянув на серые камни, решила Мина. Кажется, в помывочной стояло ведро с известковым раствором? Нужно будет, при удобном случае, выпросить у Честер.

Потрогала платье, высохло. И солнце уже высоко. Пора поспешить к мистеру Зогу.

— Я хочу переодеться, отвернешься? — Попросила она Урсула который так и стоял под световым люком. Смотрел на небо и не мог налюбоваться.

— Нет.

От наглого ответа, чуть не закричала, но заставила себя успокоиться и сделала глубокий вдох, перед тем как спросить.

— Почему?

— Ми, мы соседи. Друзья. Почти родственники.

На эти слова, она шокировано подняла брови.

— Поэтому, давай будем спокойнее относиться к наготе друг друга. Я не запрещаю смотреть тебе, а ты, не тычешь меня носом в стену, каждый раз, когда решишь сменить платье.

— Но я не смотрю на тебя… — Её прервало насмешливое цоканье языком, которое издал Урсул.

— Врунья.

Она зло вздохнула и отвернулась к стене.

— Не хочу спорить! — Мина потянула рубашку через голову, сорочка скрывала голую спину. — Ты невыносим.

— Я всего лишь говорил правду.

— Грубиян.

— Даже ни разу не ругнулся…

— Невоспитанный.

— Эй, это уже обидно! Я даже ни разу не пукнул при тебе.

— Фуууу. — Мина не выдержала и засмеялась. — Извини, я была не права. Ни разу не пукну! Как я могла не оценить такую сдержанность. — И она залилась мягким смехом, не понимая, как эти эмоции меняют её лицо.

Заостренные от переживаний черты, смягчились. Залегшие под глазами круги, будто посветлели. Из молодой девушки, Мина превратилась в девочку-проказницу. Урсул забыл об окошке и залюбовался на веселую самочку.

— Ну, мне пора. — Махнула ему тюремщица и упорхнула.

14 глава. Жесткий ультиматум

Проснувшийся замок гудел множеством звуков, словно растревоженный улей. По сравнению с тихим и необитаемым утром, когда все только просыпались в своих комнатах, день в замке Басту, был шумным и многолюдным. Прислуга споро сновала по двору, перекидываясь шутками и приветствиями, каждый человек был занят своим делом, зарабатывая себе на кусок хлеба.

Конюхи распахнули ворота конюшни и чистили загоны. Кто-то таскал наколотое на вилы сено, подростки подносили к стойлам ведра с водой, чтобы напоить лошадей.

За кухней, в тихом закутке, прикрытом от чужих глаз, были растянуты бельевые веревки. Сейчас, пара прачек, красными от работы руками, развешивала на них выстиранное белье. Метель стихла, и ткань моментально дубела на морозе, превращаясь в твердые пласты. Вот так забудешься, разбежишься, желая рассечь бельевое море, и расквасишь нос о железные простыни-пододеяльники, которые даже не шелохнутся. А они будут висеть тут еще пару дней, пропитываясь морозной свежестью и ароматами свежеиспеченного хлеба, идущего от кухни. Потом вымерзшую ткань занесут в тепло, и спать на них будет одно удовольствие. Нет сильнее снотворного, чем высушенная зимним солнцем простыня.

Возле ворот звуки изменились, послышался звон