Бумажные книги Лали - Федор Кнорре

— Это вполне закономерно. Планеты сталкиваются изредка с другими космическими телами. Все шло нормально, пока у нас на борту не началось нечто, что мы сочли легкой эпидемией. Но самое непонятное: она нам стала нравиться! Это было так необычно! По нашему тревожному сигналу специалисты провели научную проверку: отобрали двести вполне идентичных детей. Одной группе в сто человек показали со всей ясностью и пояснениями последний период, годы и месяцы жизни на Земле, показали, как должна закончиться жизнь, и все сто детей сохранили полное спокойствие, и уравновешенность, и равнодушие, как и следовало ожидать от нормальных детей. Второй группе, тоже из ста человек, полностью представили подборку из твоих передач, от самых простых к более сложным. Сначала они ничего не понимали, да и как могло быть иначе? Они видели то, что видела ты, чувствовали то, что чувствовала ты, а они ничего этого не умели… Ну, короче, началось волнение, испуг, радость, и кончилось все полным беспорядком: они начали смеяться, они плакали, и тому подобное. Их быстро изолировали, а на их место пригласили уравновешенную контрольную группу. Но та показала себя еще хуже: подумай только, они скучали, когда им вполне убедительно показывали, как прекратится жизнь на целой планете, а теперь вскрикивали от восторга, когда какой-то царевич Гвидон, спасая Лебедь белую, сбил злодея-коршуна! Им дела не было до какой-то Земли, на которой они видели целые стада коз, но они замирали от ужаса, когда какого-то одного-единственного Серого козлика люди хотели зарезать!.. Это так странно!

— Ну и чудики же вы, право! — еле переводя дыхание, охнула Лали. — Как же это могло получиться? Вы ведь не совсем такие тупые?

— Я тебе объясню потом. А сейчас мне покоя не дают. Они там взбунтовались, требуют еще и еще коротких и длинных твоих историй. Пожалуйста, давай начнем поскорее передачу, ведь Срок приближается. Многого мы не успеем. И когда я об этом подумаю, а я все время об этом думаю, мне вдруг так жалко, что все кончится, и ты, Лали, тоже… Знаешь, весь наш экипаж… Да что там экипаж! Оказывается, я сам тоже научился. Сам не заметил, как это произошло! Вдруг понял, что уже умею.

— Что же ты умеешь, а, Чудик?.. Что с тобой?

— Ага. Вот это теперь я и умею!

— Ой, не надо плакать, Чудинька! Чего ты? Ты боишься оставаться с нами? Ну, так улетай со своей «кастрюлькой», пока еще не поздно. Ведь это можно?

— Весь экипаж принял решение. Остаемся с гобой до конца. Будем вести передачу до последней секунды.

— Тогда чего же ты?

— Тебя нам жалко! Тебя!

— Да разве во мне дело?.. А другие люди? А сказки?

— Листки с моего календаря облетают, как осенние листья на ветру, — задумчиво улыбаясь, проговорила Прекрасная Дама, покачиваясь в кресле на террасе. — Он стал у меня совсем тощенький, бедняжка.

Обычное четверговое собрание, выпавшее на субботу, решено было созвать в загородном убежище Непомника. И сейчас он увел небольшую толпу ребят на дальний участок — знакомить со своими животными.

Кроме постоянных участников четвергов, на террасе присутствовал только Финстер. Сью-Сиу тоже явился, но он валялся невдалеке, на лугу в некошеной траве, окруженный ребятами, среди клевера, колокольчиков, одуванчиков, жуков, кузнечиков, под жужжание пчел. Он только что, ловко накрыв ладонью, поймал кузнечика; с гордостью показал всем, какой ему попался красавчик, и отпустил его. Тот стреканул через голову Сью-Сиу и исчез в родном густом травяном лесу.

— Глядя на них, слыша, как они смеются над кузнечиком, — задумчиво сказал Розовый Нос, — можно подумать, что эти дети не видали в жизни ни одной ракеты: они похожи на ребят, которые жили тысячу лет назад.

— Шарик-шарик… Ма-а-аленький шарик! — нежно просюсюкал попугай и вкрадчиво предложил: — А давай соврем? — Стуча жесткими лапками, он суетливо, боком, перебрался с одного конца своей жердочки на другой и нервно заспешил обратно.

— Удивительная у него манера подслушивать разговоры и потом все выставлять в вульгарном свете! — холодно, пожимая плечами, сказал Финстер. — Да, мы говорили час тому назад о нашем… нет, я не назову это вслух, а то он сейчас же начнет передразнивать… говорили мы о том, что на одной из маленьких планет, одного из миллионов созвездий, на протяжении довольно короткого отрезка времени живут человеческие существа, которые воображали почему-то себя центром Вселенной.

— Лев — царь зверей. Человек — царь природы! — провозгласил дурашливым тоном Розовый Нос. — Звучит одинаково глупо!

— Да, да! Удивительное своей нелепостью заблуждение. Человек сам есть часть природы, он и не существует вне ее. А вот, что он целые столетия обращался с остальной природой как нерасчетливо жадный и безнаказанный захватчик с завоеванной страной, — это правда, к сожалению.

— Да, да, — вмешался Чемпион. — Я не очень-то силен… Кажется, были философы, просто-напросто утверждавшие, что животные — это машины?

— О да, великие философы додумались до этой истины. Доказательства были очень просты: они не такие, как мы! У них нет нашего разума, нет души…

Прат своим тихим голосом напомнил:

— Мало того, самые цивилизованные народы долгое время считали опасными дураками тех, кто утверждал, будто люди с другим цветом кожи могут считаться настоящими людьми.

— Белые тоже преспокойно считали себя вправе продавать других белых за деньги, бить или убивать только потому, что те назывались рабами, а то и просто принадлежали к другой ветви той же религии.

— Мы-то ведь помним то время, когда люди, начисто повырубив леса, погубив реки и моря, воду и воздух, опомнились только, когда заметили, что им уже и дышать становится нечем.

— Опомнились! Удивительно только, сколько времени понадобилось людям, чтоб понять эту простую истину: живут они в природе, сами они — природа и, погубив ее, погубят себя! Понять, что дерево, ручей, зверек, цветок в траве, камень, рыбешка, звезды, животное — все это природа, к которой мы сами принадлежим и вне которой мы не можем существовать.

— Но удивительно мудрые философы, преисполненные человеческого чванства, нас долго и тупо убеждали, что объектом сочувствия для нас может быть только человек. И люди очень долго даже стеснялись и скрывали, стыдясь своего сочувствия к животным. Люди не понимали своей ответственности за все живое, которая лежит на человеке… И вот в наши дни, наши последние дни, из глубин Космоса мы получаем прощальный урок: для планеты Новой мы сами оказались чужими, не вызывающими никакого сочувствия, может быть, несовершенными, не настоящими, то есть не такими, как они, людьми! У них нет никакого чувства ответственности, чувства братства к чужой жизни. Они выше нас, они видят нас как объект исследования под микроскопом. Мы их интересуем, но нашу жизнь они не считают частью своей жизни. Точно так, как думали об остальной природе люди столетия назад. Наша жизнь через их аппараты проходит как бы без цвета, без запаха, без звука, волнения, борьбы — как за толстыми, обесцвечивающими стеклами. Мы поднимаем флаг — сигнал SOS, они точно анализируют материю, размер, даже значение символов — букв, но это их трогает не больше, чем сообщение, что в галактике № 10029 вследствие взрыва стало одной звездой меньше.