Виновата тайна - Наталья Корсакова

– Так, бандерлоги, – Ленка сделала суровое лицо. – Попрошу всех выйти. Взрослым нужно поговорить.

Мелкие выразили несогласие по поводу дискриминации по возрасту, но Ленка быстро спровадила их за дверь.

– Марь Михална, что-то случилось?

– Нет, – она сосредоточенно начала раскручивать и закручивать ручку, глядя на Ленку так, словно та должна была знать обо всём на свете. – Но может.

– В смысле?

Учительница наклонилась к ней и, заговорщицки понизив голос, сказала:

– Дети явно что-то затевают. Ты в курсе?

Ленка задумалась. Бандерлоги, конечно, были со странностями, но ничего подозрительного в их поведении вроде бы не было.

– Они постоянно что-нибудь придумывают. Разве это плохо?

– Я не об этом, – она многозначительно вздёрнула брови. – Что-то происходит, и я хотела бы знать что. У тебя есть предположения по этому поводу?

– Нет. Я ничего особенного не заметила.

– Может, я преувеличиваю и всё не так плохо, как кажется? – заметно приуныла учительница. – Как думаешь?

– Очень может быть, – поддакнула Ленка.

Мария Михайловна в задумчивости энергично крутанула ручку. Пружинка внутри неё звонко щёлкнула и стрельнула куда-то вверх. Ленка невольно посмотрела на потолок.

– А знаешь, – учительница торопливо кинула остатки ручки в ящик стола. – Наверно, мне показалось. Сама себя пугаю. Иди на занятия и не морочь себе голову моими страхами.

Ленка, запустив в класс истосковавшихся под дверью подшефных, побрела на урок, попутно обдумывая разговор с учительницей. С бандерлогами было всё нормально, в этом она была убеждена на все сто процентов. Возможно, они проговорились о бизнесе. Или ещё что. Главной особенностью деток была немотивированная и фанатичная тяга к конспирации. Они держали в секрете буквально всё. Но разве в этом было что-то неправильное?

У кабинета маялась Сашка, бродя по коридору и явно поджидая Ленку. Как же приятно было её увидеть.

– Привет! – Завидя подругу, она заторопилась навстречу, кособочась под тяжёлой сумкой.

– Привет. Выздоровела?

– Ага, – Сашка бодро подоткнула очки пальцем. – Ты что так долго? Думала, что не придёшь уже.

– Не дождутся, – нахмурилась Ленка.

– Тогда пойдём?

Ленка кивнула и, задерживая дыхание, как перед прыжком в воду, вошла в кабинет. Народ кучковался небольшими группками, хихикая над гаджетами. Видимо, на стене в группе появилась очередная сенсация.

Заметив Ленку, пацаны почему-то одобрительно заржали и снова уставились в смартфоны. Сашка торопливо полезла за телефоном.

– Что там? – без всякого желания узнать подробности, поинтересовалась Ленка.

Сашка поморщилась.

– Всякие гадости пишут.

– Вот удивила. А о чём?

Она искоса глянула на Ленку и закрыла страничку.

– Тебе лучше не читать.

– Савина, это тебе, – гот положил перед Ленкой огромное краснобокое яблоко и, сияя от осознания собственной значимости, развалясь, уселся на своё место.

– Решил на убой откормить? – хмыкнула Ленка.

– Ты кушай, кушай. Оно вкусное, – он всё так же безоблачно улыбался.

– Забери. Я не хочу.

– Подарки назад не принимаю. Так что ешь.

– Тогда я возьму, – Сашка быстро сцапала яблоко и, как-то некрасиво скривившись, куснула. – Мне сейчас витамины нужны.

– Вот руки загребущие, – возмутился Вересов. – Ленке тоже витамины нужны. Тоже мне подруга.

– Лен, но ты же отказалась, – Сашка ещё раз мелко куснула и положила яблоко на стол. – Ну, если передумала, вот, забирай.

Подтолкнула яблоко к Ленке, не переставая чавкать. Яблоко, надкушенное и опозоренное, не выглядело съедобным. Не то чтобы Ленка была брезгливой, но у неё внезапно замаячило чувство, что ей с барского плеча подкинули объедки.

– Да всё нормально, – Ленка откатила яблоко обратно к Сашке. – Доедай. Я не хочу.

– Мне тоже что-то расхотелось, – обиженно надулась Сашка. – Вересов, можешь забрать своё яблоко.

– Ты этот огрызок называешь яблоком? – кисло ухмыльнулся гот.

Сашка зло сощурилась, пытаясь проткнуть его взглядом, но не получилось. Гот преспокойно сохранял полную целостность. Прошептав что-то неразборчивое под нос, она ухватила яблоко за черешок и с видом оскорблённой невинности протопала к дверям и торжественно выбросила его в мусорное ведро.

Ленке почему-то стало неприятно. Хотя она и отказалась, но всё равно это было как-то неправильно.

– Ну зачем ты так? – Ленка покосилась на гота, в жизнерадостности которого уже сквозил явный напряг И на Ленку он уже не смотрел. – Человек подарок сделал, а ты выбросила.

– А чё он меня попрекает? Ещё бы воровкой назвал.

– Да нет же…

В кабинет, целеустремлённо грохоча каблуками, ворвалась химичка.

– Все вон! Живо! – гаркнула она, швыряя на стол ворох таблиц.

Класс в радостном ошеломлении уставился на учительницу, подозревая, что ослышался.

– Сколько раз говорить, что кабинет перед уроком должен быть проветрен! – бушевала химичка. – Игнатьев, открыл все форточки. Живо!

– А почему я? – озадачился Семён. – Сегодня не я дежурю.

– Без почему Открыл и вышел вон, – отрубила химичка. – Поживее двигаемся! Все вон!

Класс бодренько вытек в коридор. Недовольный Игнатьев нудел что-то Ерчевой по поводу непосильной переработки и просил занести в журнал. Та в ответ сочувственно вздыхала и даже пару раз погладила его по плечу, выражая полную солидарность.

Ленка вдруг перехватила взгляд Олега. Он тут же отвернулся, пытаясь сделать вид, что глянул на нее совершенно случайно. Ну и ладно, рассердилась она, даже смотреть в его сторону не буду.

Задребезжал звонок, но никто не решился зайти в кабинет. Все поглядывали на Ерчеву, но Алина изображала большую занятость, листая тетрадь. Оно и понятно. Химия Ерчевой не давалась. Совсем. На уроках Алина никогда не отвечала и всегда оставалась на дополнительные занятия, после которых в журнале напротив её имени появлялись пятёрки.

– Марина Александровна, можно? – расцветая в сахарной улыбке, заглянул в кабинет блондинчик.

– А тебе особое приглашение нужно? – ядовито донеслось из кабинета.

– Так я уже иду, – Алекс просочился в кабинет.

За ним торопливо потянулись все.

– Игнатьев, что сидим? Встал и закрыл все форточки, – химичка открыла классный журнал и вгляделась в столбик фамилий.

Семён с видом мученика поплёлся к окнам. Причём делал он это с таким медлительным страданием, спотыкаясь о стулья, задевая сидящих, горестно вздыхая, что химичка даже отвлеклась от созерцания журнала.