Шелк и тайны - Мэри Джо Патни

Но все же за время ночного отдыха она немного успокоилась. Наступило дремотное предутреннее состояние, какое бывает в промежутке между сном и пробуждением. Джулиет почувствовала умиротворение и, пребывая в тепле и уюте, не торопилась окончательно проснуться.

Было еще темно, но женщина осознавала, что скоро надо будет вставать. И все же она позволила себе насладиться томной негой, зная, что малейший звук или движение выдернут ее из золотистого тумана. Неожиданно все ее ощущения заполонило ровное, ритмичное дыхание, оно напоминало прикосновение и стук сердца…

«Проклятие!» Потрясенная Джулиет резко отшатнулась, но ей удалось лишь прижаться к стене, и только. Она нежилась в объятиях Росса! Он лежал на боку, обхватив ее руками, а она левой рукой обнимала его за талию, уткнувшись в его широкую грудь. Покрывало с нее сползло, а левым коленом Джулиет упиралась в ноги Росса.

И не важно, что на них были тяжелые многослойные одежды. Джулиет настолько потрясла их близость, что ее истерзанная душа вряд ли пострадала бы больше, если бы они с Россом оказались совсем обнажены. Каждая клеточка ее тела трепетала, отчасти от физического желания, отчасти от чего-то более глубинного, раздражающего.

Содрогаясь, она осторожно выдохнула, страшась разбудить Росса. «Слава Богу, что он всегда крепко спит». Дыхание его было глубоким и ровным, и он явно не понимал, что ночью их тела притянулись одно к другому подобно противоположным полюсам магнита. Они всегда спали, как сегодня, бессознательно приноравливаясь и перемещаясь так, чтобы постоянно касаться друг друга. И прошлой ночью во сне, когда рассудок отдыхает, тела мгновенно вернулись к тому, что было для них привычно двенадцать лет назад.

Забавно, если бы не было так грустно. Джулиет осторожно высвободилась из объятий Росса. И все же она помедлила. В первый раз с того момента, как они встретились в Сереване, у нее появилась роскошная возможность спокойно, без спешки рассмотреть его.

В слабом предрассветном сумраке его мужественное лицо с резко вылепленными чертами представляло собой завораживающий образец мужской красоты. «Росс и в самом деле самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала, даже непричесанный и с пробивающейся на скулах щетиной. Время как-то неуловимо, неопределенно изменило его лицо. Теперь он выглядит суровее и внушительнее, чем в двадцать один год. И при этом в его чертах сохраняется та исконная порядочность, которую я так в нем люблю. Мне было дано слишком многое, а я все потеряла».

Повинуясь импульсу, она наклонилась и поцеловала ямку на шее. Поцелуй был настолько легким, что вряд ли мог разбудить его. Колючие волоски тотчас защекотали ей губы. Она отодвинулась, но на губах у нее сохранился легкий привкус соли.

И все же этот поцелуй был ошибкой, ибо, несмотря на все ее предосторожности, дыхание Росса изменилось. И хуже того — она почувствовала, как что-то заволновалось, пробудившись, и уперлось ей в бедро, по-прежнему прижатое к Россу. «Как чудесно мы занимались любовью ранним утром! Неторопливо, томно…»

Джулиет яростно прикусила нижнюю губу, чтобы усмирить чувственный жар, зародившийся внутри. Не заботясь больше об осторожности, она выскользнула из объятий мужа, потом проворно перекатилась на бок, обратившись лицом к стене. А у нее за спиной Росс вздохнул во сне и сменил позу. «Спасибо Господу за небольшую милость».

Джулиет натянула покрывало на лицо, потом принялась ждать, когда правоверных начнут созывать на утреннюю молитву. Но даже плотно, как в панцирь, завернувшись в одеяло, она не смогла восстановить тепло, которым согревал ее Росс.

«Почему же, черт побери, жизнь — такая сложная штука!» — в отчаянии подумала она.

Путешествие по бесконечной бездорожной пустыне привело путников в состояние созерцательности и некоего смущения, которое арабы называют «кейф», Росс был рад этому, поскольку, кейфуя, разум его бездействовал. Но все время находиться в прострации невозможно. Было уже далеко за полдень, скоро привал, и Росс зевнул, потом соскользнул с седла и зашагал рядом со своим безмятежным транспортом. Следом так же безмятежно брели еще два верблюда.

Через четыре дня перехода по пустыне караван вошел в привычный ритм. Летом путешественники отправлялись в путь днем и продолжали двигаться ночью, чтобы спастись от смертельной жары, но поскольку стояла весна и было сравнительно прохладно, они выходили с рассветом и останавливались после захода солнца. Большинство мужчин молились на ходу, не слезая с седла, Кораном это дозволялось. Наиболее набожные, правда, все-таки останавливались для молитвы, а потом нагоняли караван.

Надо было двигаться по двенадцать — четырнадцать часов в сутки, ибо верблюды со своей ленивой поступью делали не более двух миль в час. Животных постоянно подкармливали. Большинство европейцев считают, что караван напоминает извилистую линию, которая подобно змее вьется по пустыне. В действительности же верблюды разбредаются по сторонам, чтобы набить рот скудными кустарниками и травой, которые попадаются им на пути. У Росса от постоянного напряжения кололо в шее. «Если нападут туркменские бандиты, то караван не сможет отбиться, зато разбойники сумеют настичь и выбрать себе любую жертву». Помимо современных ружей, что имелись у них с Джулиет, единственным оружием в караване были кинжалы, мечи и старинные кремниевые мушкеты.

Однако пока признаков беды не было, по крайней мере разбойники им не угрожали. Другое дело — погода. На второй же день после отбытия из Серахса путники проснулись в каком-то чудовищном месиве из тумана и пыли, таком плотном, что невозможно было рассмотреть верстовые столбы. Неудивительно, что караван сбился с правильного пути и несколько часов блуждал.

Наконец небо расчистилось, и проводник нашел дорогу. В другой раз, поутру, путешественники обнаружили, что их лагерь на несколько дюймов покрыт снегом. Необычное явление для поздней весны, а также очередная непредвиденная задержка.

Росс усмехнулся: «Господи, до чего же верблюды ненавидят снег! Они протестуют против него хриплыми злобными криками, особенно когда их силой заставляют подняться и отправиться в дневной поход. Но с другой стороны, верблюды вечно на что-то жалуются». Росс виновато погладил Джульетту по косматой шее. Она повернулась и благосклонно посмотрела на него. «Для верблюдицы у нее действительно премилый характер».

Росс огляделся, как всегда проверив, на месте ли его спутники. На его с Джулиет попечении было по два верблюда — один верховой, другой вьючный. Поскольку они двигались медленно, можно было по собственному усмотрению то ехать, то идти пешком.

Пятый верблюд вез панье — две глубокие корзины для пассажиров, которые свешивались по разные стороны животного. В одной из них сидел Салех, в другой — Мурад. Поскольку ни тот, ни другой не были опытными наездниками на верблюде, они считали, что разумнее держаться вместе: если животное побежит и один из них не справится с упрямцем, то, возможно, другому седоку повезет больше. Впрочем, послушная верблюдица, которая тащила их на себе, пока не доставляла им никакою беспокойства.

Росс поглядел на Джулиет, находившуюся примерно в сотне ярдов от него. Сейчас она походила на принца пустыни. Просторные черные одежды развевались вокруг ее гибкого тела, лицо было полностью скрыто покрывалом. Она превосходно вжилась в роль Джелала, и если не считать угрюмого узбека, погонщика верблюдов, который изредка заговаривал с ней, никто не проявлял ни малейшего интереса к необщительному тарги. И, разумеется, никому и в голову не приходило, что она женщина и к тому же ференги. Джулиет оказалась на удивление хорошим слугой. Росс подозревал, что в ее подчеркнуто почтительном отношении к нему таится насмешка; она словно желала показать, что в случае необходимости сама способна отдавать приказы.