Бегал заяц по болоту… - Валерий Петков

– По большей части да. В последнее время сильно хочется перечитать «Вишнёвый сад». Мне кажется, я пропустил в свое время очень важные какие-то моменты. И сейчас мне хочется их переосмыслить. Классика – спасение в чуме́, которая нас окружает. Вот в этом власть хорошей литературы, она вне времени. Благо и телевизор не отвлекает, как в чу́ме. Его просто нет! Такая игра слов.

Около четырёх часов в офисе появился толстый водитель из Омска. Неудачно въехал под мост. Асфальт новый уложили, а знак не поменяли. Вот каркас покорёжило, и тент изодрался.

Он стал умолять сделать срочный ремонт. За наличку. Не покладая рук, приводили в порядок полуприцеп весь вечер. Водитель с напарником помогали. К девяти закончили. Все ушли.

– Сколько с меня? – пыхтел потный, неприятный водитель в комнате мастера.

– Десять тысяч рублей.

– Слушай, командир, ехать ещё через полстраны… Может, скидочку дашь?

– Четыре человека пять часов с одним перекуром реанимировали ваше авто! Вынимали из беды. Нет.

Они были одни. Рабочие уже ушли. Виталий уехал по своим делам. Водитель сверлил Сергея злыми кабаньими глазками и молча ждал.

– Нам было чем заняться. Пошли навстречу, выручили. Какая ещё может быть скидка? Вы в первый раз приехали. И, скорее всего, в последний.

Водитель засопел недовольно, полез в бумажник, достал из-под каких-то подстёжек две карминные пятитысячные купюры. Сунул, не глядя, Сергею, замял их, хотя хранил до этого аккуратно, уважительно извлекал. Злоба так и душила его тесным воротником, с лица исчезли пуговички глаз.

– Квитанций не надо.

И вышел обиженный, двери за собой закрыл с силой – но не на пределе.

– Вот и делай доброе дело! И получай зло на сдачу! – с досадой подумал Сергей. – Могли бы дать мне монтировкой по голове… вдвоём с напарником приголубить и уехать к себе в Омск. Или куда там… в Иркутск, Казань. Сумма – невеликая. Страна огромная – ищи потом!

* * *

Поздно вечером доели харчо, рыбу в соусе. Гречка на гарнир суховатая получилась, выручил зёленый салат. Виталий заказал назавтра щи из свежей капусты.

– Я ем что попало, но к первому блюду очень щепетильно отношусь, – пояснил он.

Сергей составил список продуктов: кочан зелёной капусты, зелень, майонез, суповую косточку, лук репчатый, морковку, картошку, масло подсолнечное, майонез, томаты, сладкую перчину для заправки, головку чеснока. Фарш мясной.

Накануне переезда они подъедали прежние запасы, и сейчас надо было их пополнить. Виталий молча прочитал список, погукал невразумительно, кивнул головой, согласился.

– Кочан возьми побольше, поплотней. Остатки от капусты на щи я буду тушить, вот и гарнир к рубленому мясу. Дэсэрт выбери сам, – сказал Сергей.

– У-гу.

Виталий мгновенно и без ошибок заполнял клетки кроссвордов. Горела белая свеча. На столе в простом подсвечнике. Он потягивал коньячок и закусывал шоколадным пряником. На щеках рдели «клубнички».

– Старческие, – подумал Сергей.

Он сидел молча в полумраке комнаты. За стеной лаяла собака. Пальма спала под столом и в диалог с дворнягой не вступала. Пламя свечи едва заметно колебалось, гипнотизировало. Уже привычно клонило в сон от обильной поздней еды, тепла.

– Немного воображения, и можно представить, что этот зелёный сарай стоит где-нибудь на склоне горы, и никого вокруг нет на многие километры. Заросли дрока, жёлтые, как фонарь в сумраке, хвойный лес… Только вот зачем мне это представлять? Чтобы скорее заснуть?

Виталий приоткрыл окно, закурил.

– Решётка похожа на перекрестья кроссворда, – подумал Сергей, глядя на жалюзи.

Он принёс из умывальника большой таз горячей воды, насыпал в неё несколько ложек крупной соли:

– Сегодня чистый четверг. Надо омыть ноги от дорожной пыли. Даже тебе могу омыть, Виталий, чтобы было совсем как в Священноом Писании.

– Я вот всё никак не пойму, – очнулся Виталий, – так часто моешь ноги, сам моешься и возишь чемоданы носков, трусов, рубах туда-сюда. Грязное шмотьё. Ты что, не был студентом? Не знаком с тазиком? Не знаешь, как заварганить постирушку? Я вот приучен походной жизнью – сорок кэгэ на плечи – и всё! Нести же самому. Ничего лишнего.

– Мы же эту тему провентилировали. Не начинай сызнова, – сказал Сергей. – Всех всё устраивает. Кроме тебя, но тебя это, в общем-то, и не сильно касается. Понимаешь – у меня развязаны руки, остаётся масса свободного времени… для чтения, например. А самое главное, я не чувствую себя плебеем, у которого всего две пары носков и надо помнить о том, что послезавтра их надо стирать. Бросать все остальные дела – и стирать! Напрягаться от мысли, что вот сейчас будет дырка на пятке… Надо надеть чистую сорочку, чтобы пойти к кому-то на приём, галстук надеть. И вдруг оказывается, что нет её под рукой – свежей, сорочки. И будешь париться в свитере, отвлекаться, вместо того чтобы думать о предмете встречи…

– Извиняюсь, ты же у нас – граф!

Сергей засмеялся:

– Разговор о носках напоминает отчёт о соревнованиях в гольф-клубе – «больше-меньше» две пары… три пары. И давай закроем эту важную для тебя тему. Она недостойна истинных джентльменов! И раз уж на то пошло, надо говорить – «извините», а «извиняюсь» говорить в том случае, если ты извиняешься за кого-то. Так вот за меня извиняться не надо. Я не просил!

Виталий замолчал, нахмурился.

В раздвинутые жалюзи приоткрытого окна шёл свежий воздух, мощно светили прожектора с вышки таможенной зоны. Чуть выше, по центру, белая круглая луна.

– Полнолуние, – подумал Сергей. – Повышенная энергетика. И начинается ветер. К перемене погоды. Или это я сам так жажду перемен?

Виталий в неверном пламени свечи сидел странной птицей, нахохлившись в куртке с капюшоном, глядел на решётку кроссворда, а в мыслях был очень далеко, лишь руки машинально что-то чертили в клетках.

– Я наблюдаю чужую жизнь. Стою рядом и молча наблюдаю. Всматриваюсь в неё, невольно примечаю и раздумываю. Независимо от моего желания, просто потому что рядом.

Мне это разрешено, потому что привыкли к присутствию, смирились с моими недостатками, некоторыми странностями, а с некоторыми – нет, потому что тоже анализируют автоматически. Отмечая, но не раздражаясь. Вот, стоят деревья в лесу, и что я могу в этом изменить, даже если и не принимаю их данность здесь. А ведь он моложе меня на восемь лет, – подумал Сергей, – и понял вдруг, почувствовал, что ужас обычной жизни оказался опасней, страшнее перекатов самой высокой категории сложности и победил, одолел в Виталии бойца. Плюхнул в лицо пригоршню воды на середине потока, глотнул её нечаянно пловец, запаниковал, ужас сковал члены, и начал он тонуть, проваливаться в бездну паралича, безысходности.

Ему стало вдруг жалко Виталия.