Высокое погружение - Марина Даркевич

– Тогда оставим эту тему, – кивнула Людмила. – Но хорошо, что вас не смущают мистификации. Для нас это очень важно.

– Почему?

– Потому что мы собираемся устроить ещё одну, – ответила Пронина.

– И с вашим участием, – добавил администратор.

– Я готова выслушать, если это предложение не окажется… – девушка замялась.

– Да, послушайте, а потом сами решите, – кивнула Людмила. – Итак, мы заберём ваш паспорт и отдадим его Денису. Паспорт Дениса окажется у вас. Денис будет принят задним числом в театральную труппу под именем… Да хотя бы «Таиржон Ермат Кизи» или наоборот, «Кизи Ермат Таиржон». Кто у нас особо разбираться станет? Псевдоним останется прежний. Для нас. Пол в документах труппы поставим женский. Для всех остальных. Что, учитывая его амплуа, вряд ли станет предметом скрупулёзных проверок. А имя «Дэни Тилля» получите вы. Разумеется, это всё лишь на неопределённый срок, не навсегда. Через какое-то время вас перестанут искать ваши недруги, а угроза армии для Дениса пройдёт стороной. И коль скоро у вас действительно всё серьёзно, то после того, как вы поженитесь, ваши имена вообще могут стать какими угодно. И вы поменяете паспорта ещё раз, уже окончательно.

– Конечно, это жуткая авантюра, – проговорил администратор. – Но сейчас с приезжими из стран бывшего Союза происходит такая чехарда, что вы в ней сможете легко затеряться.

– Я поняла вашу идею, – произнесла Зульфия. – Но мой брат и его дружок ищут не мой паспорт. Они ищут меня.

– Резонное замечание, – сказал Москвин.

– Но и эта проблема так или иначе решаема.

– Как? – спросила девушка.

– Например, можно подкорректировать тебе внешность, – произнесла Пронина.

– Сделаем вам новые фото, – сказал администратор. – Кстати, я знаю человека, которому можно отдать ваши документы хоть сегодня, несмотря на нерабочее время. Мы с ним друзья, и завтра же он запустит процесс.

Кто-то осторожно постучал в дверь кабинета снаружи.

– Минутку, – сказала Пронина и вышла в коридор. Там стоял техник, которого отправили за Денисом. Вид у него был мрачно-растерянный.

– Что случилось?

– Тилляева нет дома, – тихо сказал мастер сцены.

– Это плохо, – пробормотала Пронина.

– Отпустить таксиста? – спросил мужчина.

– Дай ему тысячу, пусть минут пять подождёт.

Техник скрылся. Помрежа прошла в кабинет.

– Проблему вашу мы решим прямо сейчас, – сказала Людмила Ивановна. – В Кипарисове – это пригород у нас такой – строится коттеджный посёлок. К постройкам подведены коммуникации, есть электричество. В одном из домов вы можете пожить некоторое время, как две подружки, пока всё не успокоится.

– Вы говорите о доме самого? – поднял брови Владислав.

– Именно. Он мне сказал, что в случае исключительных обстоятельств я могу временно им воспользоваться. И, как мне кажется, исключительные обстоятельства уже возникли. Ключи у меня есть, можно поехать туда хоть сейчас.

– Просто поразительно, – заговорила Зульфия. – Я даже не ожидала… Но… как же моя работа?

– А вы где работаете?

– Ну… Я сама на себя. Распространяю «Гербалайф», шью и вяжу на заказ.

– «Гербалайф»? – сморщила нос Пронина. – Оставьте это бестолковое занятие. Эта пирамида себя изжила. Там тупик. Сейчас у них дело дошло до того, что дилерами должны стать все люди в мире. А это невозможно. А по поводу ваших заказов… Ну так Денис, наверное, поможет вам выдать их клиентам.

– Да я бы не хотела и бросать это занятие. Деньги-то нужны. Мы за квартиру, которую снимаем, платим вместе.

– У вас есть какая-то техника для работы? Это тоже решаемо. Главное – сейчас доставить вас в тот коттедж, пока имеется возможность.

– Ох, хорошо бы Денис меня туда проводил…

– Где его искать?.. А такси уже вызвано. Зульфия, решайте. Сейчас – самый лучший момент для того, чтобы вас отправить на новый адрес, про который не знают ваши преследователи.

– И дайте мне ваш паспорт, – напомнил Москвин.

– Конечно, я согласна, – произнесла девушка и вздохнула. – Мне ведь деваться некуда.

*  *  *

Денис Тилляев примерно в то же время сидел в прокуренном баре клуба «Стиляга». Он тянул «калифорнийскую отвёртку», самый дешёвый из коктейлей, и занимался одним из наименее благодарных дел на свете – самоуничижением. Домой ему идти не хотелось – он предполагал, что на его физиономии большими буквами написано: «Зульфия, я пару часов назад изменил тебе с актрисой из нашего театра». И даже сам, будучи актёром, он не находился в уверенности, что сумеет сделать вид, будто ничего не произошло.

И отчётливо представлял себе, что с этого дня его жизнь уже не будет прежней. Поскольку теперь придётся врать, и притом отчаянно. И жить с мерзким ощущением лжи и стыда. А стыдно Денису было даже не столько из-за того, что он изменил своей девушке, сколько из-за того, что ему это понравилось. Из-за того, что он получил сказочное наслаждение. От того, что он поистине растворился в этой женщине, как ни в какой другой прежде.

А также и потому – он отдавал себе отчёт – что это только начало.

Ему стоило некоторых усилий невнятно пробормотать Свете, что он должен срочно бежать домой. Впрочем, Света и сама находилась словно в тумане, отвечая после репетиции невпопад на любые реплики. Но актрисе было проще, думал Тилляев: она женщина совершенно свободная и вполне потому может себе позволить влюбиться в кого угодно и с кем угодно же заниматься сексом. В отличие от него, Дениса. Который чувствовал себя так, будто его душа треснула пополам, и теперь из этой трещины сочится необычная, странная боль.

Расстраивало молодого человека осознание того, что он и сам ощущал состояние глубокой, поглощающей влюблённости. Это ему казалось даже слегка противоестественным – мало того, что женщина, с которой он занялся сексом, намного старше его, так она и сама, похоже, предпочитает парней помоложе… Да ещё изображающих девушек. Пусть даже на сцене. Теперь Тилляев более отчётливо понимал, насколько сильно, видимо, Севостьянова запала на него, и догадывался, в какой именно момент произошло это обострение чувств. Он вспоминал глаза женщины и нежность её ладоней, когда она натягивала на него чулки, и у него тут же пустилось сердце вскачь, а ниже пояса запульсировало. Чёрт возьми, Зульфия иной раз нешуточно его возбуждала, но никогда – даже вполовину столь сильно!

Денис был уверен в том, что это неправильно. Что это немногим лучше, чем какое-нибудь сексуальное извращение, о которых вслух говорить не принято. Вроде инцеста или чего-то подобного. Правда, ничего откровенно преступного в такой тяге (надо полагать, взаимной) у них со Светланой нет, но всё равно… Что-то тёмное и очень порочное есть в такой связи. А порок всегда более притягателен, нежели «норма». Именно так, в кавычках. Ибо никто и никогда не устанавливал «норм» для двух взрослых людей, которые тянутся друг к другу и которые реализуют друг с другом свои потаённые фантазии. И если эти порочные и тайные встречи будут продолжаться, то именно со Светланой Денис сможет извлечь из самых тёмных глубин души все сокровенные мечты – на словах неприличные, а по сути своей – извращённые. То, чем невозможно поделиться с Зульфиёй, потому что она многое понять не в состоянии… И это было обидно, тоже как-то неправильно и даже горько.