Все свидетели мертвы - Ольга Баскова

– У нас с тобой было детство, – заметил Костя, – в отличие от многих сегодняшних ребят. Они лучше нас одеты и обуты, у них такая техника, которая нам и не снилась в их годы, но они лишены самого главного – внимания и любви родителей. Вернее, родители думают, что если они целые дни вкалывают, чтобы одеть и обуть чадо и напичкать его комнату разной техникой, чтобы не был хуже других, то это уже с их стороны самая горячая любовь. А детям нужно общение. Вот они и ищут себя в разных сомнительных предприятиях, – он немного помедлил и продолжал: – А вообще хорошо, что мы наткнулись на мальчишек. Настоящие сатанисты сразу ничего бы нам не сказали, пришлось бы помучиться.

Павел посмотрел на часы:

– Ребята, по домам. И так всю ночь проболтались. Безумно хочется спать. Надеюсь, сегодня дадут полежать спокойно.

– Хотелось бы верить, – встрял Петя.

Когда Костя пришел на кухню после горячей ванной и удобно устроился на табуретке, жизнь показалась ему раем. Катя приготовила ему ужин, во время которого он рассказал ей о посещении литературного объединения и кладбища. Слушая о первом, она от души хохотала.

– Говоришь, рассказ назывался «Орхидея»? И это о продавщице хека? Ой, не могу. И это, по его мнению, настоящая литература?..

Вторую часть рассказа она выслушала внимательно и серьезно.

– Нужно связаться с этими парнями и показать им фото из списка, – предложила она. – Павел даст мне их координаты. И я сделаю это сама. Вероятно, это даст нам новые зацепки.

Костя дернул плечами:

– А я совсем забросил дело Аверьянова. Пусть даже твой Пенкин пообещал, что моего одноклассника не тронут, но все равно это не должно меня успокаивать. Я уверен: Валерка не виноват. И, как назло, ни одной подвижки. Единственная, кто может пролить свет на это дело, – некая Алла Егорова. Но таких в Приреченске оказалось пятьсот человек. Я напряг молодежь, но они не напали на ее след, если вообще это возможно. Понятия не имею, где копать дальше.

– Костя, если верить моей интуиции, то эти два дела связаны, – вставила Катя.

– Каким же образом? – осведомился супруг. Зорина помешала ложкой сахар в кружке.

– У обоих убитых мы нашли упоминания о черном маге, оба погибли, как бы это правильнее выразиться, какими-то ритуальными смертями. Я читала, сатанисты иногда выкачивают кровь у своей жертвы, чтобы потом использовать ее при других обрядах. Кроме того, они же отрезают и волосы.

– Притянуто за уши, – откликнулся сонный Костя. – Галя и Михаил никогда не пересекались и не должны были. Они находились в разных социальных слоях.

– Ну, и люди разных социальных слоев иногда пересекаются, – парировала журналистка. – Тут я не могу с тобой согласиться. Допустим, им обоим требовалась помощь черного мага.

– Ерунда, – заявил Скворцов. – У Железнова в этой жизни было все необходимое. Кому-кому, а уж ему не потребовался бы ни черный, ни белый маг.

– Если рассуждать здраво, то, как бы Галя ни хотела приворожить Юрия, все равно не отправилась бы ни к какому черному магу, – задумчиво проговорила Катя. – Уж я ее хорошо знаю. Она никогда не верила во всю эту ерунду. А что, если сюжет ее новой статьи как раз и был связан с черной магией? Представим, что ради этого она и обратилась к черному магу. Когда мы с ней разговаривали последний раз, Смирнова сказала: ей необходимо кое-что проверить. Допустим, ее нахождение на кладбище с элементами обряда вызова дьявола – это и была та самая проверка. Допустим, кто-то догадался, куда она клонит, и убил ее.

Костя пожал плечами:

– Теоретически возможно все. Но при чем тут Железнов? У него не было задания, и ему не было нужды отправляться к черному магу.

– Если тот сам каким-то образом на него не вышел, – предположила Катя. – А в общем, – добавила она, заметив, что муж почти спит, – давай-ка ложиться в постель. Утро вечера мудренее.

– Завтра пойду поговорю еще раз с соседями Железнова, – уже сквозь сон пробормотал Скворцов. – Вдруг кто-нибудь что-то да вспомнит…

– А я отправлюсь со снимками из Галиного списка к вашим сатанистам, – в тон ему ответила Катя, – а потом наведаюсь в гости к покойной актрисе Пономаревой.

Софья Михайловна Пономарева жила в неплохом районе Приреченска. Катя, оставив Полину на попечение Тамары Михайловны, отправилась за информацией к актрисе, однако дверь ей никто не открыл. Зорина позвонила в соседнюю квартиру, на пороге показалась визгливая рыжая тетка лет шестидесяти, неприветливо окинула журналистку с ног до головы, а когда Катя захотела поговорить о Пономаревой, бесцеремонно выпроводила ее, заявив: дескать, при жизни та ни с кем из соседей не общалась, наверное, брезговала, и поэтому она не только не желает о ней говорить, но и ничего ведать не ведает. Журналистка изобразила такую печаль, что тетка, вероятно, немного смягчилась и дала женщине дельный совет: уж где-где, а в любимом театре примадонны найдутся приятельницы и приятели, которые и поведают о нелегкой жизни звезды. Катя послушалась ее совета, тем более других вариантов у нее не было. И рыжеволосая соседка оказалась права. Здесь Катю встретили чуть ли не с распростертыми объятиями, решив, что знаменитая Зорина хочет написать об их театре, тут же проводили в гримерку к Валерии Станиславовне Гладышевой, довольно известной артистке в Приреченске и приятельнице Пономаревой. Гладышева хорошо приняла Зорину, усадила перед собой на пуф и принялась рассказывать о подруге. Судьба Софьи Михайловны действительно оказалась достойной если не романа, то повести.

На ее долю выпало много лишений: ранняя потеря родителей, детдомовское воспитание, голод, потом театральная карьера, стремительный взлет, приглашение на съемки художественных фильмов, бешеная популярность и полузабытье. Когда в столице бывшего СССР ее постепенно начали забывать и деликатно намекнули, что лучше бы покинуть театр, потому что появилось много талантливых актеров, которым тоже нужно дать путевку в жизнь, Софья Михайловна не возражала. Она выскочила замуж за военного, контр-адмирала, давно предлагавшего ей руку и сердце, и переехала в Приреченск, встретивший ее с распростертыми объятиями. Здесь ей сразу предложили место в театре, и долгое время народ валил валом на спектакли с ее участием. Пономарева понимала: то, что она в таком возрасте до сих пор удерживается в театре, заслуга того, как сейчас выражаются, пиара, созданного вокруг ее имени в давние времена. Также Софья Михайловна внутренне соглашалась с теми журналистами, которые называли ее бездарностью. Дотошные писаки раскопали ее биографию и комментировали каждый факт. А комментировать было что… Еще находясь в детском доме, Соня подрабатывала на улице. Этим занимались многие воспитанницы. Хорошенькая Софья после детского дома лишь числилась машинисткой в конторе, но на самом деле превратилась в дорогую содержанку, которую передавали из рук в руки офицеры высоких рангов и партийные боссы. В ее постели в разное время оказалось так много наделенных властью мужчин, что она не всех могла вспомнить. Соня никогда не имела особых актерских талантов, но очень хорошо знала, как понравиться и влюбить в себя мужчину. Если кто-то попадал в поле ее интересов, то результат был прогнозируемым. Одного высокого партийного чиновника из Харькова даже пришлось вытаскивать из ее постели силой. Он заявил, что без нее никуда не пойдет, намерен забрать ее с собой, обещал сделать примой любого театра. И лишь появление в ее квартире работников из органов привело в чувство женатого любовника и возвратило семье. Однако он не забывал Пономареву и действительно устроил в один из московских театров, где Сонечка даром времени не теряла. Она закрутила роман с директором театра и стала примой не без помощи чиновника из Харькова. Соня царствовала в течение двадцати лет. С ее согласия назначались и увольнялись люди, распределялись роли.