От дружбы до любви - Xeni Niellse

Ощущения и расстановка точек над i

Кирилл курит. Долго, почти до кашля и жжения в лёгких, прикрывая от усталости глаза и почти физически ощущая, как под кожей крепнет это противное и склизкое чувство.

Привязанность.

Не та, которая вызвана дружбой. Та, от которой впоследствии становится больно сердцу, отказывают клапаны, умертвляя живые клетки, заменяя пассивными и бесхребетными созданиями, которые держатся на последнем вздохе.

Пока за окном простирается глубокая ночь, наполненная звенящей тишиной, в груди громко ахает сердце, потому что уже ощущает трещину. Холодность и одиночество дают слабину, предвкушая близость Есении.

Привязанность может перерасти в зависимость, от которой потом станет настолько хреново, что, кроме как один выстрел в лоб, ничего не поможет. Даже выблевать эти цветы, которые распушились от счастья, тепла и света, который привнесла Сеня в его жизнь, не поможет. Это будет бесполезной тратой времени и нервов.

Он и раньше так делал — искал её глазами, будто на уровне подсознания хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Сейчас же это стало необходимостью, как вода по утрам. Мазал глазами по каждой девушке, раз за разом ища среди толпы.

Ловил её восхищённые и счастливые взгляды. Улыбалась широкой улыбкой, высоко поднимая руку и вертя в приветственном жесте. А он, как болван, лишь коротко кивал и отворачивался, потому что утолил своё желание. Свою чёртову потребность.

Кирилл делает последнюю затяжку, тычет окурком в пепельницу и прикрывает щель открытого окна, возвращаясь в комнату. На улице холодно, освежающе и приятно голове. Не позволяет слишком долго думать на скользкие и опасные темы, которые несомненно касаются внутренних переживаний.

Хотя, казалось бы, зачем думать на такие темы, когда ещё ничего не ясно? Тупой Григорьев не перестал маячить перед малышкой. Он героически тёрся рядом, закидывая на неё свои поганые руки, притягивая к себе. И, возможно, Панова не так уж и сильно против этого, раз позволяет.

Вспоминая, как её губы плотно обхватывали член, пока рука уверенно дрочила, Кирилл усмехается. Ромео целует губы, которые делали приятно Дубровскому, и даже не в курсе, чем занималась его несостоявшаяся девушка.

Когда рядом трётся Нестерова, сверкая своей ложбинкой из-под открытой куртки, даже не хочется смотреть, потому что хочется уверенно схватиться за упругую маленькую грудь с твёрдыми сосками, которая постоянно скрыта за слоями одежды.

Когда Алина уверенно кладёт руку на грудь, шепча, что было бы приятно встретиться вне учебных стен, Кирилл смотрит на её тонкие губы и усмехается, отрезая все попытки на корню. Говорит, что время полностью расписано. И ему плевать, как она старательно начинает дуть губы, обижаясь.

По вечерам сводит нутро до состояния «узел», потому что в тишине в голове начинают мелькать одна за другой мысли, словно всё это — нереально. Сон, из которого нет выхода. Беспросветный коридор, ведущий в никуда. И больно настолько, что хочется сорваться, поднимаясь, и рвануть вниз, завести машину, кататься с бешеной скоростью, налетая на штрафы и проклиная те неебически счастливые моменты.

И почему-то на задворках сознания, когда глаза уже слипаются от усталости, потому что последние семь ночей выдаются бессонными или нервно-нерешительными, мелькает мысль, что рано или поздно Панова припрётся к нему на ночь глядя, желая повторить.

Ощущает эту тонкую нить связи, которая появилась в холодную пятницу под утро, когда они занимались петтингом. И, боже, почему так странно думать, что это уже не столько дружба, сколько обоюдное влечение, которое просто так не остановится? Почему из этого есть всего два варианта, и оба звучат дико?

Какие — это пиздец. Либо вместе, либо раздельно. И нет промежутка, который идеально бы описывал их отношения ещё месяц назад. Почему слово «дружба» так ненавистно и зло вертится на языке, когда он повторяет, утверждает, что это просто дружба.

Знакомы с самого детства.

Дружба.

Как сестра.

Нельзя хотеть свою сестру, потому что это противоестественно, но почему раз за разом мысль о раздетой с распахнутыми сливочными бёдрами Сене кажется такой нормальной… естественной?

Не обыденной, а до безобразия важной?

Почему становится важным, чтобы Кирилл был первым? Во всех ёбаных желаниях и хотелках, которые есть в дурной голове подруги?

Боже, вместо параллельных нитей, пути соединяются. И вряд ли у них когда-то появится развилка, потому что этот путь становится единым целым.

И почему эта мысль ощущается нормально? Будто так надо.

Блять.

Катастрофа.

***

Конец ноября.

Жестокий и беспощадный месяц, который показывает себя во всей красе. Вместо пальто и лёгкой куртки — более тёплая и надёжная, готовая спасти от знойного ветра и промёрзлого дождя, превращающегося в маленькие кристаллические осадки, больно ударяясь о лицо. Повыше натянуть шарф, чтобы спастись от обветрившихся щёк и губ.

Сеня кутается в мягкий палантин, аккуратно ступая по замёрзшему за ночь асфальту, нервно оглядываясь по сторонам, потому что с любой стороны может выскочить Рома, который вновь задаст интересный, но утомительный вопрос.

«Станешь моей девушкой?»

Спросил он в понедельник. Сегодня пятница, и она до сих пор не дала конкретного ответа. И вместо твёрдого «нет», потому что так будет правильно по отношению к нему, тянет кота за причинное место, будто сомневается. Поговорить бы с Дашей об этом, высказаться Кириллу или просто хотя бы решить для себя, что не может быть с ним по одной важно-главной причине.

Влюблённость.

И не в него.

Не в прекрасного Романа, который был для неё как идол среди всех вокруг. Вместо света выбирает тьму, потому что она кажется настолько необъятной, что засасывает без её согласия. Господи, даже если бы согласилась быть поглощённой, ничего бы не изменилось. Она осознанно отталкивает от себя Григорьева, потому что в голове засел этот чёртов Кирилл, который продолжает делать вид, что между ними ничего не происходит.

А что происходит? Хочется спросить у самой себя, но продолжает молчать, потому что не знает.

Каждые выходные стабильно и несколько дней в неделю остаётся у него ночевать, где начинает ласки самостоятельно. Вместо былой неуверенности, приходит другая сторона. Смелая, жестокая и опасно горячая. Чёткость понимания, что начинает тосковать по крепким и шершавым пальцам на своём теле, что не хватает этой тягучей разрядки, которая пронзает, как долгая вспышка молнии.

Кирилл проявляет спокойствие, пока она вдоволь наиграется с его членом, пока начнёт делать разные движения, медленно входя во вкус. И чтоб его чёрт побрал, ей нравится лизать и сосать его член настолько, что представляет фисташковое мороженое. Сеня уверенно преодолевает рвотные позывы, желая с каждым разом брать всё глубже и глубже.

Ей нравится реакция, когда