Чума вашему дому - Анна Жилло

Едва заметная гримаска Люки это предположение опровергла.

— Том, а тебе никогда не хотелось ребенка? Не от конкретного мужчины, а вообще, в принципе?

— Вот знаешь, в принципе — нет. От конкретного хотелось. Но конкретный желанием размножаться не горел. Оправдывал это тем, что мы еще слишком молоды, учимся, нет жилья, стабильного дохода. Хотя главной причиной было то, что ребенок отпихнул бы его от кормушки моего внимания. Тут наши бывшие — двое из ларца, одинаковы с лица. Но не поняла, причем тут ребенок?

— А притом. Материнский инстинкт — он, сцуко, опасный. Когда знаешь точно, что родить не сможешь, он запросто переключается на другой объект. Более или менее подходящий на эту роль. Матрасик подходил идеально. Помнишь юбилей бабы Любы?

— Еще бы нет!

Бабой Любой мы звали классную Любовь Гордеевну. Наш выпуск был у нее последним перед пенсией, и поэтому она любила нас больше всех. И всех до единого собрала на семидесятилетний юбилей шесть лет назад. Там-то Тарас с Люкой и встретились. В первый раз после выпускного — если не считать нашу со Стасом регистрацию, где они хоть и были свидетелями, но толком даже не разговаривали.

— Я тогда только выбралась из отношений с Валеркой. Жесть жестяная — кто кого сожрет. Он меня выгрыз изнутри до полного опустошения. А отпускать никак не желал. И так вдруг захотелось чего-то мягкого и пушистого. Чтобы никто не пытался ломать через коленку. А тут Тарас. Черт, Том, я и опомниться не успела, как все закрутилось.

— Да… Ничему тебя мой пример не научил, — я заглянула в коробку и выудила оттуда одинокий шампиньон. — Как-то маловато пиццы, не находишь? Может, повторить?

Люка без лишних слов дотянулась до лежащего на тумбочке телефона и сделала заказ.

— Хорошо, две бутылки догадалась взять. Пример, говоришь, не научил? А кого вообще учат чужие примеры? Умные учатся на своих ошибках, а дураки дефолтно ничему не учатся. Чужой пример в принципе не может научить. Каждый думает, что у него не так, как у других. Уникально. Или тебя баба Мила не предупреждала, что Стас не для тебя? И папа твой?

Я крепко зажмурилась, потому что картинка, расцвеченная алкоголем, всплыла перед глазами как наяву.

Флешбэк-12

Запихнув орущего благим матом Чипа в переноску, я лихорадочно кидала вещи в спортивную сумку. Стас — по моей настоятельной просьбе — ждал во дворе. Отец стоял на пороге и наблюдал за сборами.

— Понимаешь, Тома… — он нагнулся и бросил на кровать выпавший из ящика лифчик. — Дело не в том, что вы сопляки безмозглые. Хотя… и в этом тоже. Но твой Стас не мужчина. И никогда им не будет. В мужике должна быть не только потенция, но и потенциал. Трахаться — большого ума не надо, на этом далеко не уедешь.

Я угрюмо молчала. Мои заверения в том, что у Стаса потенциал есть и он станет великим музыкантом, отец поднял бы на смех. И даже скажи он это в более спокойном тоне, я бы все равно не прислушалась. Потому что тогда свято верила в великое Стасово будущее.

Эта вера начала таять только через несколько лет, когда его группа распалась. Для Стаса это был удар. Прибиться к другой команде он не смог, даже на замену, а как самостоятельная музыкальная единица никого не интересовал. Какое-то время по инерции его приглашали в клубы «подиджеить», он даже записывал у себя в магазине по вечерам новые композиции. Но вскоре закончилось и это: лавочка прикрылась.

Год — такую-то мать, целый год! — он лежал на диване и страдал. Делал вид, что ищет новую работу, но ни черта не искал. Мы вдвоем жили на мою стипендию и половину ставки медсестры! Я училась и работала, а он за целый день дома даже не мог помыть посуду. Мои упреки натыкались на взгляд, полный мировой скорби. «Оставь меня, старушка, я в печали».

Я бы поняла еще и поддержала, если б он пытался сделать что-то как музыкант. Но нет. Полный ноль. Мы ссорились все чаще. Секс плавно сошел на нет. Терпение подошло к концу, и однажды я напилась с Тарасом. И выплакала ему все свои горести. На следующий день Стас встретил меня с работы, пылая праведным гневом: «Рассказываешь братцу всякие гадости? Так вот какого ты обо мне мнения?!»

«Да, — ответила я, злая на Тараса, Стаса и на себя. — Именно такого».

Это была первая наша громкая ссора. Безобразная. И последняя. На следующий день мы пошли в загс и подали заявление на развод.

— Так что там насчет Павла? — я потрясла головой, отгоняя эти незваные картинки из прошлого. — Как-то мы уклонились в сторону. Что у тебя с ним?

— Ничего, — пожала плечами Люка. И тут же перевела разговор на более острую тему.

О чем могут разговаривать две нетрезвые тетки за тридцать, у которых давно не было секса? Именно о нем. О сексе.

— Елки, уже половина второго! — спохватилась Люка, когда мы прикончили вторую пиццу. И вторую бутылку.

— И что? У тебя семеро по лавкам? Или мужик в постели дожидается? — хмыкнула я, запутавшись в футболке, которую стягивала через голову. — Вей гнездо и ложись спать.

Быстро раздевшись, я забралась под одеяло. У Люки еще хватило сил дойти до ванной и смыть макияж.

— Томка, я, знаешь, как тебя люблю? — сонно-пьяно пробормотала она, выключив свет. — Если б у меня была собака, я бы тебе разрешала с ней гулять. И дала бы тебе поездить на своей машине.

— Я тебя тоже люблю, Барабас. Если б я была лесбиянкой, спала бы только с тобой.

— Чум, что ты несешь? — Люка зевнула и тут же засопела в подушку.

В первую секунду, сквозь плотную пелену сна, похожего на сугроб, я подумала, что верещит неотключенный будильник. Но нет, это был телефонный вызов. Каждый, у кого есть пожилые родственники, знает, как все внутри обрывается от внеурочных звонков. С трудом разлепив глаза, я поняла, что уже точно не ночь. В октябре солнце в Питере встает в восьмом часу, а сейчас оно нахально пырилось в окно, намекая, что давно пора подниматься.

Я покосилась на сопящую в подушку Люку, подхватила телефон и вышла на кухню.

Артем?

А вот фиг. Кулаков. Ему-то что понадобилось? Вряд ли хочет попросить прощения за то, что заплевал мою статью.

— Доброе утро, Андрей Константинович.

— Какое утро, Тамара? Уже обед почти. Конец света проспишь, я тебе третий раз звоню.

Мда, мертвенько мы с Люкой дрыхли, если не пробило.

— Простите, не слышала.

— Ладно, не суть. У тебя как, загран и шенген в порядке?

— А-а-а… — тупо протянула я. — Да.

— Короче, давай, собирайся. На венерическую тусовку. Аркаша в больницу загремел. Самолет в десять вечера.

Мироздание продолжало изысканно троллить. Месяц назад я просила отправить меня в Вену на конференцию практикующих венерологов, поскольку там планировалось общаться на мою тему — гонорею. Надеялась почерпнуть идейку-другую. Но Кулаков довольно обидно обломал: дескать, у него есть настоящие аспиранты, а не унылое… не унылые соискатели, мусолящие диссер почти три года. И вот пожалуйста, здрасьте вам через окно. Подорвись, Тамара, и скачи белочкой. Когда у меня образовались ну совсем другие планы. Хотя… Вена на халяву — такое не каждый день бывает.