Пять ночей у Фредди. Серебряные глаза - Кира Брид-Райсли

Потом Чарли посмотрела на сцену и как наяву увидела двух зверей-аниматроников, механически двигающих конечностями и крутящих головами. В памяти зазвучали веселая музыка и доносящийся издалека смех. Девушка снова ощутила витающий в воздухе запах сигарет. Она поколебалась, не зная, стоит ли идти дальше, словно ожившие в ее памяти призраки и впрямь могут появиться на сцене. Она обернулась посмотреть, где Джон. Юноша действительно приоткрыл одну створку двойных дверей и заглядывал внутрь. Чарли снова повернулась к сцене, вздохнула и зашагала вперед по тихо поскрипывающему полу. Даже малейший звук казался очень громким, вдобавок снаружи тихо посвистывал ветер, задувая в щели между оконными рамами и стенами. Отклеившиеся от стен обои висели неподвижными полосами, но если задувал сильный ветер, они начинали шевелиться, точно указывающие вслед Чарли тонкие пальцы.

Девушка подошла к сцене и внимательно осмотрела пол, пытаясь угадать, какая мебель стояла здесь прежде. В полу остались только отверстия от болтов; в темных углах на грязном деревянном полу отпечатались следы свернутых кольцами проводов.

Все исчезло.

Чарли вскинула голову и посмотрела направо: там была еще одна дверь. «Ну конечно, там есть еще одна дверь. Поэтому ты и здесь». Девушка замерла, глядя на дверь, не чувствуя в себе готовности дотронуться до нее. Странное дело: ее вдруг охватил необъяснимый страх, как будто из-за той двери того и гляди вырвутся пауки и жуткие чудища.

Дверь была приоткрыта. Чарли опять обернулась и посмотрела на Джона: идти вместе не так страшно. Словно услышав ее мысленный призыв, юноша выглянул из кухни, вид у него был взбудораженный.

– Там довольно жутко, – признался он.

Джон определенно веселился на полную катушку, точно ребенок, забравшийся в дом с привидениями.

– Можешь пойти со мной?

С одной стороны, мольба, прозвучавшая в голосе Чарли, польстила Джону; с другой стороны, ему не хотелось прерывать увлекательное исследование кухни.

– Две секунды, – пообещал он, после чего снова скрылся за дверью.

Чарли возвела глаза к потолку; поведение Джона ее разочаровало, но не удивило – конечно же в нем возобладало детское любопытство. Она надавила тыльной стороной ладони на старую деревянную дверь и медленно открыла ее, внутренне подобравшись: мало ли что ждало ее внутри.

Страхи ее не оправдались. За дверью скрывался встроенный шкаф, примерно восемь на девять футов, насколько позволяла судить темнота. Вдоль стен тянулись горизонтальные штанги, на которых прежде висели вешалки для одежды. На полу отпечатались квадратные оттиски, вероятно, следы от коробок, а может, музыкальных колонок.

Чарли шагнула внутрь, оставив дверь нараспашку, чтобы внутрь попадало как можно больше света, потом сделала еще шаг, провела рукой по стене. Пусть сейчас кладовка пустовала, но Чарли все равно чувствовала под пальцами тяжелые пальто и мягкие свитеры.

«Нет, это были костюмы».

Здесь висели на плечиках костюмы; их цвет скрыла темнота, но маленькие детские ручки и щеки касались этих костюмов. Вот тут и тут болтались обтянутые грубой тканью ладони, а вверху поблескивали стеклянные глаза.

Чарли уперлась в стенку и обернулась, потом присела на корточки и посмотрела вверх. Кладовка не производила впечатление пустой. Чарли до сих пор чувствовала эти костюмы, вот же они, висят у нее над головой. А рядом с Чарли скорчился кто-то еще, кто-то такой же маленький, как она. Это ее друг, маленький мальчик.

«Мой маленький брат».

Они вместе играли в прятки, как обычно. «Только на этот раз все было по-другому». Маленький мальчик вдруг посмотрел на дверь снизу вверх, так, словно они сделали что-то нехорошее. Чарли тоже посмотрела вверх. В дверях кто-то стоял. Кажется, словно там стоял сам по себе один из костюмов, только он не двигался, он стоял так неподвижно, что Чарли не до конца осознала, что именно она видит.

Это был кролик, их любимый кролик, покрытый желтовато-коричневым мехом, только он не танцевал и не пел, просто стоял и смотрел на них, не мигая. Под этим застывшим взглядом они начали ежиться, и маленький мальчик сморщил нос и надул губы, явно собираясь разреветься. Чарли ущипнула его за руку, она инстинктивно почувствовала, что плакать ни в коем случае нельзя. Кролик посмотрел на одного ребенка, потом на другого, причем глядел таким тяжелым взглядом, словно взвешивал детей и измерял по каким-то недоступным пониманию Чарли критериям.

Чарли видела его глаза, казавшиеся почти человеческими, и холодный ужас сковал ее сердце. Она чувствовала, что брат тоже боится, чувствовала, как их страх передается друг другу, вибрирует и растет, потому что они оба его испытывали. Они не могли пошевелиться, не могли кричать, и в конце концов существо в сшитом из кусков желтой ткани костюме кролика потянулось к мальчику. На один короткий миг дети прильнули друг к другу и схватились за руки, но кролик схватил мальчика и убежал.

Начиная с этого момента воспоминания разваливались на куски, остались только несмолкающие крики, но не ее брата: кричала она сама. На помощь прибежали люди, отец подхватил ее на руки и прижал к груди, но ничего не помогало: она кричала и кричала, все громче и громче. Чарли очнулась, заставила себя перестать вспоминать, но тот пронзительный крик все звенел у нее в ушах. Несколько мгновений она молча сидела на полу. У двери стоял Джон, не решаясь вмешиваться.

Чарли почти не помнила, что же случилось потом: все тонуло во тьме, сливалось в калейдоскоп образов и фактов, в которых она никак не могла разобраться. Какие из этих воспоминаний настоящие, а какие – просто плод ее воображения? С тех пор она больше ни разу не была в закусочной. Она знала, что родители тогда сразу же закрыли заведение.

Они переехали в другой дом, а вскоре мать Чарли ушла. Чарли не помнила, чтобы мама прощалась, но знала, что прощание наверняка состоялось. Мама ни за что не ушла бы, не сказав ни слова, однако момент их расставания полностью растворился в глубине ее памяти – сказалось прошедшее с тех пор время и пережитое горе. Чарли помнила, как впервые стояла в дверях отцовской мастерской, после того, как они остались только вдвоем. В тот день отец начал делать для нее механическую игрушку, собачку, умевшую мотать головой из стороны в сторону. При виде готовой игрушки Чарли улыбнулась, а отец посмотрел на нее так, как смотрел потом всегда: словно любил ее больше жизни, и словно эта любовь несказанно его печалила. Чарли знала, что в душе отца сломалось нечто важное, нечто такое, что нельзя починить. Из-за этого отец смотрел сквозь Чарли, как будто не видел, даже когда она стояла прямо перед ним.

Отец больше никогда не упоминал имени ее брата, поэтому Чарли тоже научилась не произносить его имя, словно одно только его упоминание могло бы перенести их с отцом в прошлое, в тот страшный день, после чего сломались бы уже они оба. По утрам она просыпалась и первым делом искала взглядом маленького мальчика, потому что во сне забывала, что его больше нет. Повернувшись к брату, она видела лишь свои мягкие игрушки и начинала плакать, но не звала брата по имени. Она боялась даже произносить его, и постепенно заставила себя его забыть, хотя в глубине души имя все же осталось: Сэмми.