Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

Дэниэлу.

— Бедняга и не шелохнулся. Даже похрапывает.

— Тебе следует увидеть их реакцию, когда я включаю «хеви-метал».

— На такое я бы купила билет.

— Ну, сегодня для тебя бесплатное шоу.

— Боже, — сказала она.

— Зови меня просто Реджи.

Сквозь гул двигателя иногда прорывался храп Мухи, Реджинальд молчал.

— Я не в прямом смысле, — сказала она. — Всё еще не могу поверить, насколько Дэниэл в отключке.

— Это не впервой, когда его мечты улетучиваются, как дым.

— Ты о чем?

— О. Да он однажды пыхнул какую-то дурь под названием К2, как гора.

— И?

— Никто об этом не знал. И когда он выпрыгнул из самолета, то потом его нашла только полиция, плавающим в озере за несколько километров от нас. Парашюта при нем не было, то есть приземлился он не в воду, хотя, по его рассказам, он не помнит, что дергал за кольцо. Его охватила такая паранойя, что он возомнил себя беременной мухой или чем-то в этом роде — вид из этих его очков, должно быть, добрался до него — и он сказал, что должен отложить свои яйца в воду, которая на самом деле желток. — Реджинальд больше не смог сдерживать смех. — Прости, прости. Он подумал, что часть земли — это солнечная сторона яйца на тарелке, оставленной кем-то на столе. Или что-то в этом роде.

— Он рассказывал мне, что это был сон.

— Угу. Ну, правда, это было куда реальнее любого сна. Не принимай близко к сердцу, у него была зависимость от этой наркоты, пришлось пройти курс реабилитации. Он больше не курит ту дурь, иногда балуется травкой. Утром будет заниматься самобичеванием, это точно, затем его отпустит.

Она ничего не ответила, и он спросил: «А ты как себя чувствуешь?»

— Да вроде всё в порядке. Чуток расслабилась. И какаято легкая паранойя. Даже не пойму отчего.

Другой эфирный мир раскачивался перед глазами, как маятник. Она была словно под гипнозом.

— Не из-за меня, надеюсь.

— А?

Реджинальд некоторое время молчал, затем сказал: «Я вот думаю…»

— Хочешь поделиться?

— О твоих, ну, этих, шрамах. Зачем ты это сделала с собой? Это ведь твоих рук дело… да, если, конечно, ты не против, что я спросил?

Она заметила, что чем дольше он говорил, тем меньше раскачивался тот другой мир. Замедлялся от силы трения речи. Это ее успокоило, вернув ясность мысли.

— Я предоставляю окружающим возможность строить догадки, собственно, что они и делают, вместо того чтобы просто окрестить меня оторвой.

— А тату?

— А с ним что не так?

— Черная вдова…

— Известна тем, что съедает партнера после спаривания. Да. Самый ядовитый паук в Северной Америке. Черная вдова предпочитает темные сухие уголки. И после поимки жертвы она вонзает в ее тело клыки, разжижает его ферментами, а затем сееррбб, выпивает жидкость.

— Очуметь. Надо как-нибудь попробовать.

— Осторожней со своими желаниями.

Вновь воцарилось молчание, в которое вмешалось бормотание Дэниэла, от чего на его губах образовалось небольшое скопление пузырьков. Они повернули на менее освещенную дорогу и проехали временную стоянку для автоприцепов. Дальше их с обеих сторон сопровождали деревья, лишенные теней, кроме тех, что в точности повторяли их форму, тени из первого мира.

— Как тебе в «Гнезде»? Может ли этот Тадж-Махал сравниться с твоим домом в Нью-Йорке?

— Ты не поверишь.

— Запала на «Солнечный штат»[35]?

До нее лишь сейчас дошло, что отсутствие музыки перестало скрывать вибрирующий гул машины. Он отдавался назойливым дребезжанием у нее во внутреннем ухе. Если не обращать внимания на характерные особенности окружающей обстановки, все тени в машине двигались столь незначительно, что это было сравнимо с последствием дыхания на лампочку.

— Здесь меньше народу. Тебе не раствориться в толпе, ты можешь идти в одиночку по тротуару и какое-то время не встретить ни одной живой души.

Она помассировала Дэниэлу мочку уха большим и указательным пальцами, словно самой себе.

— И тебе это нравится.

— Зависит от настроения.

— А какое настроение у тебя сейчас?

— Не хочется быть одной.

— Похоже, ты это предусмотрела.

— Я всё еще не могу избавиться от мысли, что у тебя есть дети.

— Неужели это так неестественно?

— Сколько их?

— Мальчик и девочка, инь и ян.

— Только не говори, что это их имена.

— Нет, конечно. Томас и Лора.

— Просто не могу тебя представить в роли отца.

— Всем присуща больше, чем одна личность. Мы привыкаем к ситуациям и окружающим, как пришлось мне, когда появились дети.

— Поэтому ты отморозок в течение недели и отец года на выходных?

— Ты знаешь, ты — чудо!

— Возможно, ты просто шизик.

— Шизик. Звучит прикольно. Я как бы опасен.

— Опасен, как раз в точку.

— Хочешь глянуть фотку?

— Чью?

— Моих малых.

— Конечно.

— Прикалываюсь. Ха, держать фотку в своем бумажнике, на письменном столе, я не такой отец, это был бы не я, на уровне инстинкта, если можно так выразиться. У меня раньше была фотка на приборной панели, — он похлопал по этому месту, — чтобы подлизаться к бывшей, но она насквозь видит такие уловки. Только усугубило мою участь.

— Это уж слишком для твоей теории привыкания.

— Привыкания, не превращения.

Она сделала вдох, и два мира наконец-то слились воедино, или запаздывающая вторая реальность заполнила ей легкие.

— Заблуждение, — сказала она.

Когда они подъехали к «Гнезду», она посмотрела на беззащитное лицо Дэниэла с разинутым ртом и без очков и сказала Реджинальду: «Хочешь зайти?»

Он повернулся к ней, сидя на водительском месте, его черты расплывались в бело-синем свете неоновой вывески мотеля.

— Я бы…, но…

— Прикалываюсь, клоун.

— А, — кивнул он, — точно, размечтался.

— Ты заедешь за нами завтра?

— Конечно.

Она подалась вперед и поцеловала его в уголок рта. В оцепенении, но без страха Реджинальд наблюдал, как она растирала лицо Мухи до тех пор, пока тот не подал признаки жизни, а затем настойчивым шепотом приказала проснуться и помогла ему выбраться из машины.

Провожая их взглядом, Реджинальд поинтересовался: «Вы в порядке, дорогая?»

— Мы в порядке.

— До завтра.

Реджинальд отъехал, и Айрин, закинув себе на плечи руку Дэниэла, повела его в номер, мурлыча под нос детскую песенку про невезучего паучка.

* * *

Она толкнула Муху на кровать и, сняв с него одежду, вытянула тонкий, но прочный шнурок, как казалось, прямо из запястий, сначала привязав к спинке его руки, а потом и щиколотки. За это время взгляд Дэниэла уловил красное свечение песочных часов на пояснице Айрин. Приглашение, цель, предупреждение. Он моргнул и заметил блестящий шнурок, исходящий из-под его тела и прикрепленный к стене так, что он оказался подвешенным посреди паутины из простыни. Она