Любопытство наказуемо - Энн Грэнджер

Я не удивился тому, что доктор высоко оценил мыслительные способности Лиззи, но надеялся, что дальше его восхищение не зайдет.

Моррису я собирался поручить проверку показаний доктора. Он должен был расспросить Гринуэя и мальчика и выяснить на кухне о цыганке. Цыганка эта меня заинтересовала. Если она отправилась в сторону деревни, Лиззи и Люси, возвращавшиеся из церкви, должны были ее встретить.

Наступило молчание; я обдумывал то, что рассказал Лефевр. Затем я вспомнил о ноже. Если орудие убийства в самом деле взяли со стола в холле, как предположила Лиззи в разговоре с Лефевром, значит, убийца — кто-то из обитателей «Прибрежного». Но, возможно, нож взял сам Бреннан и для чего-то унес с собой в парк. Возможно, он просто решил прикарманить ценную вещицу и потом выгодно продать ее. Правда, Гринуэй говорил Лиззи и Лефевру, что крысолов — не вор. Конечно, если бы Бреннана считали нечистым на руку, его не приглашали бы в почтенные дома… Но он мог не устоять, увидев необычный нож.

— Бреннан уже ловил крыс в самом доме или в парке? — спросил я.

— Такое у меня сложилось впечатление. Во всяком случае, хозяйки дома его определенно знают. Сам Бреннан, во время нашей встречи на пустоши, попросил Гринуэя передать своим хозяйкам, что он вернулся.

— Что ж, крысы водятся даже у богачей, — обронил я.

— Вот именно, — вкрадчиво ответил Лефевр.

Видимо, разговор о крысах пробудил Перси от дремы, потому что он вдруг проснулся, громко взвыл и начал царапать стенки своей корзины. Его пожилая хозяйка тоже проснулась и принялась успокаивать любимца, суля ему кусочек курочки. Наш разговор прекратился.

Инспектор Бенджамин Росс

Вид превосходного военного госпиталя в Нетли произвел на нас сильное впечатление. Огромное здание из красного кирпича раскинулось почти на четверть мили и стояло в большом, красивом парке, террасами спускавшемся к воде. Мы подошли к величественному входу и замерли в благоговении.

— Ну чисто дворец, — заметил восхищенный сержант Моррис. — Да еще стоит посреди парка, прямо как усадьба. Не похож на наши лондонские больницы, сэр, верно? Эти военные о себе не забывают!

Лефевр улыбнулся:

— Поверьте, сержант Моррис, нам очень недоставало подобных заведений во время Крымской войны. Правительство распорядилось построить этот госпиталь именно потому, что тогда некуда было девать огромное количество раненых… Госпиталь построили, имея в виду будущие войны.

— Если они еще предстоят — и с таким же количеством раненых, — заметил я.

— Мы с вами, — сказал Лефевр, — люди осторожные. Но во власти всегда найдутся такие, которые мечтают размахивать флагом и посылать других на смерть от пули или сабли; они считают такую политику делом чести. Вам, стражу порядка, наверняка доводилось видеть, как двое задир схватятся в пивной или у входа в нее и избивают друг друга до полусмерти во имя «справедливости». Но справедливость почти никогда нельзя восстановить путем насилия.

— Вы, доктор Лефевр, настоящий миротворец! — воскликнул я, немало удивившись его пылу.

Доктор выразительно пожал плечами:

— Знаю, такие убеждения, как у меня, сейчас не в моде. И в госпитале я поостерегся бы открыто выражать свои взгляды. Военные сочли бы их непатриотичными. Я патриот, но, помимо того, я медик. Моя цель — сохранять жизнь, а не уничтожать ее.

— Но вы исцеляете рассудок, — с любопытством проговорил я. — Вы не латаете тело!

Лефевр повернулся ко мне и смерил меня странным взглядом.

— А вы думаете, что разум и тело существуют раздельно? Что одно может быть здорово, если больно другое? — спросил он.

От ответа меня избавил высокий человек со светлыми волосами, подстриженными очень коротко, зато щеголявший роскошными усами.

— А, инспектор! Добро пожаловать в Нетли. Я доктор Фрейзер. Это я проводил вскрытие вашего трупа. — Он доброжелательно пожал мне руку. — Вижу, вы взяли с собой сержанта. Отлично, отлично! Доктор, рад снова видеть вас. Пойдемте! Вам, наверное, не терпится осмотреть тело. И все-таки не торопитесь! Ведь наш подопечный никуда не убежит, верно?

Фрейзер быстро зашагал вперед, мы без промедления последовали за ним. Мы быстро шли по длинным, безупречно чистым коридорам, мимо раненых на костылях, забинтованных… Нам попадались и пациенты без каких-либо признаков внешних повреждений; однако и они, судя по всему, находились в госпитале не без причины. Помимо дневальных в белых халатах, которых я и ожидал увидеть в таком заведении, мы увидели немало персонажей женского пола — медицинских сестер. Вот неожиданная встреча! Взгляды этих сестричек резали, как ножи, а их фартуки были так накрахмалены, что потрескивали, когда сестры проходили мимо. Повсюду виднелись медицинские принадлежности — все новенькое. Совсем не похоже на тот хаос, какой мне доводилось наблюдать в обычных лондонских больницах: все старое, помятое, поцарапанное… и все окутано атмосферой отчаяния.

Вся фигура Морриса выражала уважение и восхищение. Я подозревал, что, когда мы вернемся в Лондон, миссис Моррис несколько дней предстоит слушать только о военном госпитале. И все же Моррис ухитрился нечаянно задеть тележку, которая с грохотом врезалась в стену. К счастью, инструментов на тележке не было. Пунцовый от смущения, многословно извиняясь, сержант бросился за тележкой, собираясь прикатить ее на место, но сестра в накрахмаленном переднике накинулась на него со словами:

— Колеса только что смазали!

— Ничего страшного, сержант. — Фрейзер обернулся, посмотрел на униженного Морриса и ухмыльнулся. — Это армия! Неподвижные предметы у нас красят, а движущиеся смазывают маслом!

— Я удивлен, что здесь работают медсестры-дамы, — заметил я.

Я едва не сказал «женщины», но вовремя успел заменить слово «женщины» на более уместное «дамы». Я, конечно, знал, что в лондонских больницах появились так называемые дипломированные медицинские сестры. Они сильно отличались от неграмотных нерях и пьяных старух, которые раньше составляли большинство медицинского персонала. Новые медицинские сестры появились после Крымской войны, куда следом за Флоренс Найтингейл отправились отважные и благородные женщины из хороших семей. После войны мисс Найтингейл основала школу медицинских сестер.

— Нам повезло: удалось уговорить нескольких сестер перейти к нам из больницы Святого Фомы в Лондоне. Но мы открыли собственные курсы, — пояснил Фрейзер, не замедляя шага. — Мы придерживаемся системы, апробированной мисс Найтингейл в больнице Святого Фомы в шестидесятых годах. Она дает нам много ценных советов.

Мне показалось, что я должен спросить что-нибудь умное. Доктор Фрейзер так неприкрыто гордится своим лечебным заведением — и по праву!

— Сколько пациентов может лечиться у вас одновременно?

— Не менее тысячи. Если придется, мы, наверное, примем и больше, но мисс Найтингейл настаивает на том, чтобы в больницах не было скученности. У нас сто тридцать восемь палат. Королева, да хранит ее Бог, заложила первый камень при строительстве госпиталя еще в пятьдесят шестом году. А, вот мы и пришли!