Мы будем вместе, я знаю! - Надежда Волгина

– Не курю, – ответил Даниил, беря меня за руку. Он словно почувствовал мой испуг.

– А вот это плохо, дружище. Нет закурить, делись бабками. Нет бабок – дай нам на прокат свою бабу, – загоготал самый высокий, а двое других тут же его поддержали.

Я почувствовала, как ноги мои стремительно слабеют. Так стремительно, что теперь и убежать не получится.

– Пойдем отсюда, – проговорила срывающимся голосом. – Оставьте нас в покое! – сказала громче уже парням, что вразвалочку сокращали между нами расстояние.

– Ты можешь идти, – толкнул один парень Даниила в грудь, а меня схватил за руку пониже локтя. – А тебе придется задержаться, – дыхнул на меня перегаром.

– Руку убери!

Я даже сначала не поняла, что сказал это Даниил. Его голос изменился, в нем прозвучала змеиная сталь, если можно так выразиться. А глаза… Его глаза превратились в глаза убийцы. И теперь мне уже стало страшно от его вида.

– А то что? – усмехнулся парень. – Нас трое, а ты один. Вали отсюда, заберешь свою девку позже…

Боже! Все происходящее было как в плохом кино. Я и подумать не могла, что в жизни подобное случается. И меньше всего я думала, что сама когда-нибудь окажусь в такой ситуации.

– Послушайте, мы сейчас просто уйдем… – начала было я, пытаясь стряхнуть с себя чужую руку, но больше Даниил мне не дал ничего сказать, как и сделать.

Одной рукой он перехватил руку парня, а другая врезалась в челюсть противника. Я явственно услышала хруст, и как в замедленном кадре наблюдала, как парень отлетел от нас на несколько метров. Двое других замешкались разве что на секунду, после чего бросились на Даниила. Меня же он задвинул за себя.

Еще через минуту кулак Даниила поочередно врезался еще в две человеческие челюсти. И снова прозвучал его голос.

– Советую уйти быстро, если не хотите остаться инвалидами…

И снова я не узнавала его голос, как и его самого.

– Он сломал мне челюсть… – с подвыванием проговорил один из парней. Тот, что был первым.

Двое других уже тоже поднимались с земли. Сначала я решила, что они снова ринуться в драку, но этого не случилось. Осыпая нас бранью и проклятиями, парни удалились. Какое-то время Даниил продолжал стоять ко мне спиной и смотреть им вслед. А потом быстро обернулся и сгреб меня в объятья.

– Как же я испугался за тебя, Настька!..

Я перестала дышать, а сердце мое, кажется, остановилось. Он назвал меня Настькой?

– Даня?.. – пошевелилась я в его объятьях, когда снова смогла дышать.

– Даня?..

Он молчал, продолжая с силой сжимать меня в объятьях. Когда трудно стало дышать, я снова пошевелилась. А в голове пульсировал мысль: «Он вспомнил!»

– Кажется, меня можно отпустить уже, – хихикнула я в его грудь, наслаждаясь теплом и близостью, но мечтая заглянуть в его глаза. Я хотела увидеть его, чтобы убедиться, что все это мне не снится.

Я даже сообразить ничего не успела, что происходит что-то странное, как Даня начал оседать. Только и смогла, что не дать ему упасть на землю с высоты его роста при довольно внушительной комплекции.

– Боже мой!.. Даня!.. Даня!..

Я кричала, тормоша его по щекам, дергая за руку в попытке поднять с обледенелой снежной корки, плохо соображая, что же творится рядом со мной. Он был такой бледный и неподвижный, что я холодела изнутри. Казалось, что он умер.

Следующий час был наполнен туманом и болью. Я плохо понимала, что делаю, но действовала на автопилоте. Вызвала скорую, помогала перекладывать Даню на носилки, семенила рядом, не чувствуя ног, пока грузили его в машину. Как-то получилось убедить врачей, что не чужая я ему, чтобы позволили ехать с ними в больницу. И все это время Даниил пугал меня своей бледностью. Если бы не уверения врача скорой помощи, что у него просто глубокий обморок, я бы, наверное, уже лежала рядом. Но остатками разума, не затронутыми паникой и страхом, я понимала, что он жив.

Я не знала, сколько сейчас времени. Не понимала, как долго я сижу в пустынном больничном коридоре возле палаты интенсивной терапии. На потолке противно щелкала и мигала лампа дневного света, вызывая в голове болезненные импульсы.

Мне не разрешили присутствовать при осмотре, выгнали практически силой. Дежурный врач оказался суровым, видно, старой закалки. Не удивлюсь, если был он когда-то военным врачом. Что мне оставалось? Только ждать и пытаться соображать адекватно. Ну и врач обещал потом ответить на все мои вопросы.

Первой из палаты вышла медсестра. Но мои вопросы, что там и как, велела ждать врача. Сам он появился практически следом за ней.

– Что с ним? Как он?.. – взвилась я пружиной с больничного дивана, преграждая путь врачу.

– Девушка, да угомонитесь вы! – поморщился мужчина. – И не кричите, на дворе ночь, больные спят… Идемте… – обогнул он меня и направился в конец коридора. По всей видимости, к ординаторской.

Прежде чем следовать за ним, я беспомощно оглянулась на дверь палаты, понимая, что тянет меня туда, а не в ординаторскую. Но сначала я должна получить ответы на свои вопросы.

– Хотите чаю? – предложил врач, после того как велел мне присесть. Именно велел командным голосом. Ослушаться я бы не посмела, да и ноги все еще плохо держали. А вот от чая отказалась, понимая, что не смогу сделать и глотка. – Воля ваша… – отреагировал врач с долей равнодушия в голосе. – А вот я выпью, впереди еще ночь дежурства…

Пока он наливал себе чай, я истомилась. Хотелось подойти, встряхнуть его и прокричать ему в лицо, что недопустимо быть таким черствым, когда речь касается жизни близкого мне человека. Но я так же понимала, что годы работы врачом закалили этого мужчину, заставили стать равнодушным, а временами и превращали в действующую машину, иначе он бы уже занимался чем-нибудь другим, а не лечил людей.

– Рассказывайте, – занял мужчина место за своим столом, обхватывая руками чашку, испускающую густой пар. В ординаторской было довольно холодно.

– Я?.. А разве не вы должны это сделать?

Что-то я совсем растерялась, а врач этот казался мне все более странным.

– Ну, вряд ли я что-то должен лично вам, – усмехнулся он и отхлебнул чаю. Теперь его поведение казалось мне даже немного хамским, и списать это на закаленность годами работы не получалось. – Чтобы понять, что происходит с вашим… другом, я должен знать историю его болезни. Сам он рассказать мне пока не может, поэтому я и хочу услышать ее от вас…

Ну это я могла сделать. И сделала, не вдаваясь в подробности, конечно. Передала врачу, в общем, все то, что когда-то услышала от Александра Брониславовича.

– Черепно-мозговая травма, значит… – кивнул врач. – Собственно, именно это я и предполагал.

Он снова замолчал, отдав себя всего чаю. Прихлебывал обжигающую жидкость и прикрывал от удовольствия глаза. Мне пришлось кашлянуть и поерзать на стуле, чтобы про меня снова вспомнили.