Кремлевский туз - Алексей Макеев

Гурова очень беспокоило то обстоятельство, что он нигде не мог увидеть Арину. Теперь она стала для него источником постоянной скрытой опасности, который ни на секунду не следовало упускать из виду. Ничего конкретного она, конечно, не могла узнать – но и того, что ей стало известно, было предостаточно, чтобы испортить все дело. Тем более эта ее склонность к совершенно диким фантазиям – Кармен, шпионы… Такая может отчудить что угодно.

Не видел нигде Гуров и моряка с разбитой головой. Впрочем, этому-то он не слишком удивлялся. Мужик здоровый – оклемался. А шишку на голове прикрыл фуражкой – поди теперь разыщи его без специальной экспертизы! Хотя возможен был и обратный вариант – что шкодливый помощник капитана залечивает сейчас раны в лазарете судна и по этой причине тоже не может попасть в поле зрения Гурова.

Вообще этот человек уже не вызывал у Гурова к себе такого интереса, как ночью. Все-таки проблемы, связанные с Великановым и его компанией, находились где-то на периферии его мозга, а главное место опять заняли господин Горюнов и его незримый враг.

Легко было говорить Стасу, что заказчики сами дадут о себе знать! Его дело десятое, а все неудовольствие министра, когда рейс закончится, обрушится, конечно, на Гурова. В таких случаях без стрелочника не обходится.

Гуров вовсе не был уверен, что заказчики пожелают себя обнаруживать. Будь он на их месте, то предпочел бы анонимность – дешевле бы обошлось. Но эти люди мыслят, конечно, совсем по-другому, и одну комбинацию Гуров все-таки решил провернуть.

Если заказчик захочет с ним пообщаться, пусть сделает это вне судна. Во-первых, на берегу, вне поля зрения Горюнова, он может почувствовать себя в большей безопасности и не будет так осторожничать. Но главная идея заключалась в другом. Гуров рассудил просто – из команды Горюнова почти никто не сходит на берег. Если кто-то все-таки отлучится, впоследствии это без труда можно будет выяснить. Своего рода косвенное доказательство.

Разумеется, это будет возможным при условии, что этот отлучившийся будет искать встречи с Гуровым. Но почему бы не попробовать? Действительно, время идет, заказчики нервничают, им нужны результаты… При этом господин Гуров, или лучше сказать – господин Крупенин, ведет себя с преступной беззаботностью, гуляет по столицам и ровным счетом ничего не делает. А Неаполь все ближе…

Чтобы недвусмысленно продемонстрировать всем заинтересованным лицам свои намерения, Гуров выбрался на открытое пространство и долго отирался у трапа, наблюдая за высадкой пассажиров. Ради имиджа он даже закурил сигарету.

Он встретился у трапа с подполковником Барановым, который выглядел крайне озабоченным и спускался на берег с кожаной папкой под мышкой. Он совершенно не был похож на туриста, желающего поглазеть на Акрополь. Гурова, как и предполагали обстоятельства, он демонстративно не узнал.

Гуров понял, что подполковник спешит отправить в Москву информацию. Он дождался, пока поток пассажиров у трапа иссяк, и сошел на берег.

Покинув территорию порта, Гуров вдруг вспомнил, что так и не увидел сегодня еще одного знакомца – Великанова. У того, видимо, тоже выдалась не самая спокойная ночь. Гуров не решался предсказывать, но все-таки склонялся к мысли, что после столкновения в каюте Великанову придется отказаться от своих планов подставить оперативников. Это было слишком рискованно, а Великанов не большой любитель рисковать. Если только не вообразит, что оперативники не догадываются о его связи с большеносым помощником капитана, – тогда он может все-таки попробовать провести в жизнь свою идею с анонимным звонком в афинскую полицию.

Поразмыслив, Гуров, однако, пришел к выводу, что теперь это маловероятно. Во-первых, не настолько Великанов глуп. Во-вторых, операция сорвалась в самом начале – скорее всего, для верности планировалось «зарядить» героином все пиджаки Гурова. Но ничего не вышло, а каюту Крячко незадачливый моряк, возможно, даже и не успел навестить. Соваться с порошком во второй раз они не рискнут. Поэтому Гуров решил не думать о кознях Великанова и целиком сосредоточился на возможной встрече с невидимым заказчиком.

Собственно говоря, он ничего особенного для этого не делал – просто бродил по залитым солнцем улочкам древнего города, глазел на красивые здания, еще больше на красивых девушек и ждал.

Специально он никого не высматривал, понимая, что это бесполезно. В пестрой городской толпе обнаружить человека, которого прежде никогда не видел, – дело абсолютно бессмысленное. Кому надо, сам найдет Гурова. Главное, чтобы у него появилось такое желание. Почему-то сегодня у Гурова было предчувствие, что у заказчика такое желание есть.

Большинство попутчиков по круизу укатили смотреть исторические руины, оккупировав несколько автобусов неподалеку от порта. Гурову показалось, что где-то в пестрой толпе мелькнула крепкая фигура Стаса – и, похоже, некая белокурая мадам тоже была рядом.

«Ну, слава богу, Валерия все-таки сумела избавиться от одиночества, которое так ее тяготило», – усмехаясь, подумал Гуров. Сам он никуда ехать не собирался, тем более что величественные развалины Акрополя, возвышающиеся над городом, были отлично видны с любого перекрестка. Акрополь стоял на белом от солнца холме, на фоне кристально-синего неба и вызывал у Гурова неотвязное ощущение дежавю. У него было странное чувство, что когда-то он здесь уже был. Понадобилось минут пять, прежде чем Гуров сообразил, что просто ожили в памяти страницы школьного учебника по истории Древнего мира.

Он уже около часа бродил по чужой столице и подумывал, не заскочить ли в ближайший ресторанчик, потому что завтрак на теплоходе Гуров по известным причинам пропустил и голод давал знать о себе все сильнее. Ресторанчик он узнал по аппетитным запахам, доносившимся из-за вертящейся двери, – вывеска над входом ничего ему не говорила, хотя буквы на ней странно напоминали ему родной алфавит. Странно потому, что никак не хотели складываться в слова.

Однако Гуров все-таки решил рискнуть и решительно направился к ресторану. Он увернулся от чернявого мальчишки-велосипедиста, который неизвестно откуда вывернулся прямо под ноги, погрозил ему вслед пальцем и уже собирался толкнуть дверь, как вдруг кто-то деликатно тронул его за локоть.

Гуров обернулся и с удивлением уставился на незнакомого мужчину лет тридцати пяти, в вытертых джинсах и ярко-алой рубашке, расстегнутой на волосатой груди. В разрезе ворота болтался золотой католический крестик на цепочке.

– Простите, мистер, – развязно сказал парень на чистом русском языке. – Если позволите, хотел бы перекинуться с вами парой слов.

У него были черные шальные глаза и сочные толстые губы. При взгляде на него сразу хотелось проверить, на месте ли бумажник.

– Кажется, я вас не знаю? – не слишком любезно сказал Гуров.

– Это уж точно, – ухмыльнулся парень. – Никита. Так меня зовут, значит. Вообще-то мы земляки. Но я родине сказал «прощай», еще когда там вся эта заваруха с виноградниками началась. Я не могу жить там, где нельзя выпить винца, когда хочется, улавливаете?