Павел Судоплатов - гений террора - Виктор Степаков

— Нет, он прав, Берия арестован, — ответил Судоплатов и проинформировал Эйтингона о том, что сказал в конференц-зале новый министр МВД Круглов.

Обсудив положение, пришли к выводу, что предстоит серьезная чистка. Однако это их не испугало. «Мы были настолько наивны, что полагали, будто Круглов, решая судьбу руководящих кадров, примет во внимание интересы зашиты государства», — позднее признается Судоплатов.

Тем временем события принимали лавинообразный характер. Павел Анатольевич пишет:

«После того как об аресте Берии объявили официально и он был исключен из партии и назван врагом народа, состоялся партийный актив руководящего состава Министерства внутреннихдел. Выступления Маленкова и Шаталина с объяснением причин ареста Берии для профессионалов, собравшихся в конференц-зале, прозвучали наивно и по-детски беспомощно. Аудитория молча выслушала откровения Шаталина о том, что для усыпления бдительности Берии Центральный Комитет сознательно пошел на обман, принимая заведомо ложные решения и отдавая соответствующие распоряжения. Все это было беспрецедентно. Все мы верили, что наше руководство ни при каких обстоятельствах не примет директивы для обмана членов партии даже ради самой благородной цели.

(…)Шаталин между тем продолжал свое выступление. По его словам, руководство Центрального Комитета партии и товарищ Маленков вместе с прославленными военачальниками — он упомянул маршала Жукова и генералов Батицкого и Москаленко, которые помогали провести арест Берии, — совершили героический подвиг.

— Совсем непросто было спланировать и провести арест такого злодея, — сказал Шаталин.

Эйтингон, Райхман и я, сидевшие рядом, обменялись многозначительными взглядами. Мы сразу поняли, что никакого бериевского заговора не существует, был антибериевский заговор в руководстве страны.

Сразу после Шаталина слово взял заместитель министра по кадрам Обручников и назвал Райхмана, Эйтингона и меня лицами, не заслуживающими доверия. Он вовсе не был нашим врагом — он выполнял то, что ему приказали. Обручников обрушился на меня за то, что я окружил себя одиозными и подозрительными личностями вроде Эйтингона, Серебрянского и Василевского, ранее арестовывавшимися и отстраненными от работы в разведке. Все мои попытки ответить на эти обвинения пресекались председательствующим Серовым».[46]

Обвинения на партийном активе выбили Судоплатова из душевного равновесия, но он все еще надеялся, что жизнь в министерстве вскоре снова войдет в нормальную колею. Однако тучи продолжали сгущаться. В июле 1953 года был расформирован 9-й отдел (осенью его заменит 12-й отдел МВД СССР, созданный для проведения диверсионной и террористической деятельности). Судоплатов продолжал аккуратно появляться на работе, но никаких существенных дел ему не поручали. Зато он чаще стал встречать косые взгляды сотрудников министерства и слышать за спиной шепоток о «бериевском охвостье».

5 августа 1953 года Павел Судоплатов был вызван в Кремль, где отвечал на вопросы руководителей страны. В бывшем кабинете Сталина Хрущев, Молотов, Маленков, Булганин, Микоян и Ворошилов «допрашивали» его по поводу заданий, которые он получал от Берии. Вопросы задавали Хрущев, Маленков и Булганин, Молотов хранил угрюмое молчание, Ворошилов и Микоян тоже молчали, подозрительно поглядывая на Судоплатова. Атмосфера в кабинете была напряженной.

Когда Павел Анатольевич начал докладывать о послевоенных акциях против Оггинса, Самета, Ромжи и Шумского, то в каждом случае он указывал, кто давал приказ о ликвидации, и что все эти действия предпринимались с одобрения не только Сталина, но также Молотова, Хрущева и Булганина. Внезапно Хрущев его перебил.

— Товарищ Судоплатов что-то явно путает, — сказал Никита Сергеевич и заявил, что во всех подобных случаях инициатива исходила от Сталина и наших зарубежных товарищей.

Наступившее неловкое молчание длилось целую минуту.

Прервал его Булганин.

— Все эти операции предпринимались против заклятых врагов социализма, вот так-то вот, — сказал Николай Александрович.

— Что он сказал? — громко произнес глуховатый маршал Ворошилов.

— Что надо, то и сказал, — зло буркнул ему в ответ раздраженный Маленков.

Хрущев закончил беседу, обратившись к Судоплатову:

— Партия ничего против вас не имеет. Мы вам верим. Продолжайте работать. Скоро мы попросим вас подготовить план ликвидации бандеровского руководства, стоящего во главе украинского фашистского движения в Западной Европе, которое имеет наглость оскорблять руководителей Советского Союза.

На этом аудиенция завершилась.

Много позже Павел Анатольевич отметит, что упоминание в разговоре имен Хрущева, Молотова и Булганина, как заказчиков политических убийств, стало его роковой ошибкой.

21 августа 1953 года Павел Судоплатов был арестован в собственном кабинете в здании на Лубянке.

— И без глупостей, гражданин, — предупредил его подполковник Гордеев, начальник службы, отвечающей за аресты, задержания и обыски в особо важных случаях.

Судоплатов вспоминал:

«Мы спустились вниз с седьмого этажа во внутреннюю тюрьму, находившуюся в подвале Лубянки. Без соблюдения формальностей я заполнил регистрационную карточку и был заперт в тюремной камере как заключенный под номером восемь.

Я так волновался, что не запомнил того, что происходило вокруг меня. Помню только — у меня страшно разболелась голова, но, к счастью, в кармане обнаружил таблетки. Тут я сообразил, к своему удивлению, что меня даже не подвергли личному обыску, только проверили, нет ли при мне оружия. Наступило время обеда. Я с трудом заставил себя съесть ложку супа, чтобы проглотить таблетку, и начал обдумывать свое положение. В этот момент открылась дверь, и двое надзирателей поспешно вывели меня в административный блок тюрьмы, где обыскали. У меня отобрали все, включая таблетки от головной боли. Сняли с руки швейцарские часы-хронометр, купленные мной пятнадцать лет назад в Бельгии, и провели к закрытой тюремной машине, в последний момент один из надзирателей выхватил из кармана мои часы. Это мелкое воровство потрясло меня: я не мог себе представить, что надзиратели особо секретной внутренней тюрьмы могут вести себя как карманники. Вот о чем я думал в тот момент, хотя мне становилось все яснее, что я обречен(…).

Меня доставили в Бутырскую тюрьму, где снова повторился обыск, затем поместили в одиночную камеру, ничем не отличавшуюся от камеры финской тюрьмы, где мне пришлось в молодые годы сидеть несколько месяцев. Первый допрос состоялся в тот же день, поздно вечером. Допрашивали меня Руденко и полковник юстиции Цареградский. Руденко грубым тоном объявил мне, что я арестован как активный участник заговора Берии, целью которого был захват власти, что я доверенное лицо и сообщник Берии в тайных сделках с иностранными державами против интересов советского государства, что я организовал ряд террористических актов против личных врагов Берии и планировал теракты против руководителей советского государства».[47]