Господь, мы поднимаемся - Николай Петрович Гаврилов

как по деревянной лестнице с надстройки быстро спустились два человека. Один из них, одетый в потёртый кожаный кафтан, являлся шкипером, второй – чернобородый, коренастый – торговым представителем купцов Гуго Ферруса и Гийома Поркуса. Оба были встревожены. Крича на детей, чтобы они освободили проход, мужчины прошли на бак и долго вглядывались куда-то вперед. Стараясь проследить за их взглядами, Патрик наполовину высунулся за борт и увидел, что прямо по курсу небо почему-то изменило свой цвет, из непроглядно серого став жёлтым и каким-то размытым, растворив в этой желтизне чёткую линию горизонта. С бака мужчины вернулись на среднюю палубу и остановились возле мачты, как раз неподалеку от семилетнего мальчишки и его сестры. Патрик слышал каждое их слово.

– Прямо на нас. Часа через два начнётся. Надо убирать парус и попытаться на вёслах уйти на восток, под защиту острова Сан Пьетро. Спрячемся в какой-нибудь бухте, – отворачивая лицо от ветра и стараясь перекричать грохот ударов о волны, убеждал шкипера чернобородый помощник купцов.

– Не успеем, – отрицательно мотал головой шкипер. – И повернуть не сможем. Борт под волну подставлять нельзя. Перевернёмся. Будем держать носом к волне и помоги нам Бог.

– И помоги нам Бог, – как эхо повторил помощник купцов. Мужчины поспешили обратно на мостик. Через несколько минут возле толстой, снизу обитой медью мачты уже суетилось несколько матросов. Не имея ни времени, ни возможности снять хлопающий парус, они просто рубили топором связки фалов.

– Говорят, будет ещё хуже, – сказал Патрик сестре, возвращаясь на свое место. Измученная качкой девочка лишь страдальчески улыбнулась, словно показывая, что она изначально не ждала от будущего ничего хорошего.

Ей хотелось пробраться на самую середину палубы и лечь на мокрые доски параллельно оси судна, интуитивно она чувствовала, что там её укачивать будет чуть меньше. Но дети сидели там так плотно, что об этом можно было только мечтать.

* * *

Этот ураган зародился где-то в Средиземноморье от разности температур воздушных потоков. Он прошёлся вдоль побережья Сардинии областью сверхнизкого давления, таща за собой массы закручивающихся к центру туч. Через какое-то время тайфун начнёт расползаться, терять силу, и в конце пройдет где-нибудь на Балканах обычным дождиком. Но встретиться с ним в начале его движения нельзя пожелать и врагу.

Не было никаких признаков великого шторма, о которых так любят рассказывать мореходы. Не было ни черноты туч, ни тьмы, опускающейся на воду. Молнии не прорезали фиолетовыми вспышками черноту неба. Ничего этого не было. Была быстро растущая жёлтая пелена, а затем страшный удар ветра.

Лидер парижских детей, мальчишка Жан-Батист, как раз находился на одном из перегруженных судов. Он тоже видел надвигающуюся желтоватую пелену. Можно только позавидовать людям, которые встречали такой ураган в первый раз: они не знали, что будет дальше.

Какую-то девочку, стоящую у фальшборта, сбило с ног и протащило по палубе, по пути ударяя обо все выступы. Сама палуба внезапно накренилась. В следующую секунду со страшным треском сломалась и рухнула вниз грот-мачта, проломив надстройку и залепив мокрым парусом нос корабля. Оба длинных кормовых весла, заменяющих руль, разлетелись в щепки.

Всё происходило быстро, бесповоротно, безжалостно, без всякой скидки на волю людей. Мощная волна ударила в развёрнутый борт, ломая и унося с собой всё на своем пути.

Никогда раньше Жан-Батист не думал, что вода может так страшно бить. В один миг мальчишка оказался лежащим на палубе, он успел схватиться руками за выступ крышки закрытого трюма, в котором оставались дети, но сейчас он о них не думал, не успевал думать, все его движения были механическими. Слабый земной разум сменился древним, как сама земля, инстинктом выживания.

Корабль был не способен удержать устойчивость при таком сильном крене. Следующая волна довершила начатое. Водяная гора с закручивающейся верхушкой поднялась сбоку, подхватила, гребнем рухнула на разбитую палубу – раздался треск, мир перевернулся. В море полетели сорванные тенты, обломки надстроек, дети.

Несколько следующих мгновений совершенно вылетели из жизни мальчика. Жан-Батист помнил только, что он изо всех сил вцепился в край крышки трюма, стараясь перенести в судорожно сжатые пальцы всю силу своего тела, а затем пальцы вдруг оказались разжатыми, и он уже летел вниз, по пути ударившись грудью обо что-то твердое.

Затем был ещё один удар – об воду. Солёная вода во рту, страх, бульканье и мгновенное исчезновение всех звуков: треска, свиста ветра, чьих-то приглушенных криков. Бездна встретила его тишиной.

В такие секунды трудно отследить последовательность событий. Всё делает тело, сознание молчит. Руки гребли, рвались наверх. Когда он, отплёвываясь, задыхаясь и кашляя, оказался на поверхности, тонущий корабль уже находился где-то далеко. Тёмная волна подхватила мальчишку и понесла с огромной скоростью куда-то в сторону. Затем он опять ничего не видел, потому что оказался в проёме между волнами.

Это хорошо, что сознание в такие моменты отключается. Иначе силы к сопротивлению сразу бы исчезли. Потому что нет шанса выжить одному в штормовом море, где нет надежды на помощь и корабля больше нет. Где до земли много миль, а ближайшая твердь – это дно, до которого сразу не опустишься: из-за увеличивающегося давления воды будешь погружаться в темноту бездны бесконечно долго, многие дни, пока, объеденные рыбами, кости не упадут на ил тихо, как снежинки.

Но инстинкт заложенной в нас жизни не считается с шансами. Главное – пережить вот эту минуту, затем следующую, затем ещё одну. Это единственное правило выживания.

Горло саднило от морской воды, грудь болела, наверное, он сломал пару ребер, когда летел с палубы. Тело постоянно уходило в воду, но руки и ноги рвали его наверх. Сколько так продолжалось, он не помнил. Гребни волн поднимали его, и тогда он успевал увидеть кусок окружающего мира, – серого, вздыбленного, нереального. Эпицентр шквала ушёл дальше, волны выросли ещё выше, ветер срывал верхушки пены, и они тут же сливались с мчащимся небом, составляя одно целое.

В один из подъёмов мальчишка увидел в десятке метров от себя плавающий кусок борта – несколько тяжёлых досок, сбитых поперечным брусом. Следующая водяная гора могла разбросать его и доски на недосягаемое расстояние, Жан-Батист поплыл к обломку, как мог, по-собачьи, высоко поднимая голову, чтобы не потерять спасительный плот из вида. Море на какое-то время пожалело его. Длинная волна прошла, а доски оставались на месте. Подплывая, мальчик постанывал от нетерпения, страха потерять внезапно возникшую надежду. Задыхаясь от усилий, кашляя, в какой-то пелене сознания он успел схватиться руками за притопленные доски. Когда новая волна подхватила его и потащила за собой,