Господь, мы поднимаемся - Николай Петрович Гаврилов

мог никого никуда вести. Исчезла защита, исчезла вера в себя. Он мечтал только об одном: оказаться дома, и чтобы о нём больше никто не вспоминал.

Затравленный, потерянный, испуганный, он сидел, пряча лицо, и всё время повторял: «Я не могу, я не верю… Ангел мой, где ты?». Похоже, он лишь недавно начал осознавать весь масштаб затеянного им дела, и это осознание раздавило его.

– Поднимайся, – кричал на него мальчишка-дворянин, но пастушок только сильнее сжимался, обхватив руками согнутые колени, подставив под взгляды детей свою нестриженую макушку.

– Обойдёмся и без него, – поняв, что говорит с пустым местом, принял решение мальчик-дворянин и повернулся к остальным. – Соберите лидеров отрядов. Пусть выбирают самых верных. О том, что это ничтожество сдалось, никому не говорите. Путь в Землю обетованную открыт.

* * *

После собрания лидеров Жан-Батист призвал самых активных мальчишек из своего отряда, о чём-то с ними шепчась. А ещё через полчаса к Марии и Патрику подбежал задыхающийся, потрясённый до предела Басен. Глаза мальчишки сияли.

– Чудо! Вы слышали? Господь сотворил для нас чудо! – едва отдышавшись, крикнул он, спеша поделиться распирающей его новостью. – Наши молитвы услышаны! Гробница пускает нас к себе. Он показал нам, что нельзя сомневаться. Ангел коснулся сердец купцов из Марселя, и они предложили нам свои корабли, которые стоят в гавани за мысом, готовые к отплытию, – здесь Басен оглянулся по сторонам и перешёл на торопливый шепот:

– Только для всех места не хватит, будет давка, поэтому это пока секрет. Нам надо идти к гавани прямо сейчас, чтобы завтра первыми попасть на корабль. Мы туда попадём обязательно, я всем сердцем верю в это. Вот чудо так чудо! Нам даже не придётся идти по дну ногами. Мы плывём в Палестину, братья! Гробница, огоньки, свет, спасение наших родителей – всё, как мы мечтали!

Не в силах больше сдерживать распирающую его радость, повинуясь порыву, он вдруг обнял и прижал к себе маленького Патрика. Взволнованный Патрик был бледен. В мыслях мальчишки были уже на корабле, смотрели на приближающийся неизведанный берег Земли обетованной.

– Нет, – прошептала Мария-Луиза. – Нет. Нет!

Мост через море

События падали как камни. До этого плавно текущее время вдруг стало сжиматься, заставляя весь мир двигаться быстрее. Было такое ощущение, что всё вокруг сорвалось со своих мест и закрутилось с неимоверной скоростью.

Вечером того же дня, когда по всему берегу, несмотря на секрет, пронеслось: «Чудо, чудо», а многие дети группками стали перебираться поближе к гавани, из шатра исчез Стефан.

Пророк покинул шатёр, когда его приближённые направились в порт, чтобы объявить купцам о согласии отплыть на их кораблях к Земле обетованной.

Никто не видел, как он ушёл. Когда все удалились, пророк какое-то время сидел в тёмном углу шатра, отстранённо прислушиваясь к радостным голосам, доносящимся снаружи. Но в шатёр радость не залетала.

Странно всё получилось. Все дети поверили в чудо с кораблями, а он нет. Еще несколько дней назад мальчишка верил, что способен одним взмахом руки изменить вселенную, но оказалось, что вселенная не хочет его слышать, что она живёт по своим законам, где чудеса происходят лишь в границах реальности, и видны только тем, кто в них верит. А он больше не верил.

Его словно выжали, выдавили изнутри до последней капли. Он чувствовал себя стариком, которого обманула жизнь. Стоит человек один посреди огромного кладбища, среди старых и свежих могил, где похоронены все его несбывшиеся мечты. Пусто и тихо кругом. Некуда больше идти.

– Ангел мой с белым пёрышком на рясе, где ты? Вернись, – шептал мальчишка. – Почему ты меня больше не слышишь? Поговори со мной. Покажись хоть на миг, сделай так, чтобы я снова почувствовал, что ты рядом, что я под твоей защитой. Почему ты меня бросил?!

Шепча, он время от времени переводил взгляд на полог шатра, словно ждал, что сейчас полог откинется и в проёме покажется запечатлённая в памяти фигура монаха. Бросился бы к нему, разом забыв про все обиды и разочарования, прижался бы к нему, как слепой котёнок.

Но полог оставался неподвижен.

А затем мальчишка спохватился и начал быстро собираться в дорогу, словно не мог больше оставаться в шатре ни минуты. Полетела на пол богатая одежда, на свет снова появилась залатанная туника. В котомку были сложены все продукты, которые попались на глаза. Никем не замеченный, пастушок прошёл среди сотен костров по самой кромке берега и вышел на пустую дорогу, ведущую обратно в Лион.

Вскоре наступившие сумерки поглотили его одинокую фигуру с котомкой через плечо.

Известность пастушка блеснула и погасла на небосводе истории, как падающая звезда. Никто его больше не видел. Он исчез, пропал в темноте веков.

Летописи скупо отмечают только то, что домой он не вернулся. Дети на берегу так и не узнали, что Стефана с ними больше нет.

И даже потом, в море, каждый из них думал, что пророк плывет на соседнем корабле, что они по-прежнему находятся под его чудотворной защитой.

Уходя в противоположную от моря сторону, перебирая в памяти события последнего времени, пастушок вдруг с каким-то равнодушием вспомнил слова одного из мальчишек, сказанные на ступенях церкви в Сен-Дени: «Мы в тебя поверили. Ты только не бросай нас». Но это мелькнувшее в памяти воспоминание не вызвало у него никаких эмоций, на душе было пусто, она словно заснула, вымотанная до предела.

Ещё он вспомнил, что уже давно не видел никаких видений. Необозримые пространства с красноватыми скалами и бескрайним синим небом ушли из его снов навсегда. Ушёл и никогда не виданный, древний, как сама земля, город с выжженным солнцем холмом Голгофы. Потому что это было больше не его будущее.

* * *

На следующий день к вечеру началась посадка на корабли. Купцы оказались людьми слова. В порту, возле уходящих в море причалов, в ряд стояли четыре судна. Еще три находились на рейде, ожидая очереди к погрузке, циркулируя на зацепившихся за донный грунт якорях.

Поскрипывали толстые канаты из пеньки, накинутые на бревна свай. Высоко, до бортов, поднимались вверх деревянные трапы.

Плескалась вода в проеме между бортами и причалами, пахло йодом, водорослями, морем, всеми запахами дальних странствий. Паруса на мачтах были свёрнуты в огромные скатки, обвязанные веревками.

Кричали и кружились над гаванью чайки.

Для детей корабли казались громадными. Это были нефы – неуклюжие прародители бригантин и каравелл, с закругленными формами, с высоченными надстройками на носу и корме. Кают на этих кораблях было немного,