М7 - Мария Свешникова

В конце концов, Лета смирилась с тем, что она не мать. Послала Бога к черту и начала пить. Не совсем пить ― выпивать. И в этих кофейно-винных застольях она была красивой, интересной, к ней тянулись подруги и мужчины, которые восторгались ее интеллигентностью, грациозностью, отсутствием морщин.

Сабина и та, хотя была первая и ранняя, родилась очень больным ребенком. И врачи ясно дали понять: хотите, чтобы ребенок выжил, увозите из пыльной Москвы. Пусть живет на природе. Но где взять природу? Если на тот момент они снимали комнату в городе Реутов. Потом им дали квартиру ― все там же, только с видом на железную дорогу Москва–Петушки. Они еле-еле сводили концы с концами ― тем временем бабушка Сабины уже обосновалась в тихом центре Львова, а сестра Ильдара разжилась небольшим домиком в предместьях города. Прозрачный воздух, кто-то готовый круглосуточно заботиться о Сабине, пешеходные улицы без машин и поездов. Было решено отправить Сабину расти на Украину.

Лета действительно сейчас любила выпить. Или не любила, а просто привыкла. Или наказывала себя.

С самого начала она знала, что мать из нее никакая. И что воспитанием пусть лучше займется тот, кто на этом уже набил руку, вырастив двоих детей, ― а именно мать Ильдара.

Денег у Леты с Ильдаром в конце восьмидесятых ― начале девяностых не было. И если стоял выбор ― купить билет на поезд и съездить к ребенку или передать с проводником рейтузы, парку и белую рубашку для концерта ― Лета выбирала дать ребенку все необходимое. А вместо телефонных разговоров ― перевести денег на бананы или шоколад.

И это было больно. Но она шла на эти жертвы осознанно и наивно полагала, что когда-нибудь Сабина оценит ее любовь и заботу. Или это были не жертвы, а здравый расчет. Или она даже понимала, что ее приезд ничего не изменит ― тяжелее станет всем. Ребенку, который, вцепившись в маму, начнет плакать, ей, отдирающей от себя рыдающее и орущее чадо. Зачем столько испытаний для всех, если можно просто прислать деньги на бананы и новые рейтузы?

И Лета стала плохой. Она отобрала у Сабины отца, она разрушила семью, она плохая, а все вокруг хорошие. Жертвы ее коварных расчетов.

Лета была виновата в том, что ее муж занимался бизнесом, а не наукой. Что Сабина выросла замкнутой, скрытной и толстой. Что из скромного научного сотрудника она вырастила и поддерживала во всех перипетиях бизнес-акулу, сколько раз она стояла в окружении бандитов, претендующих на долю Ильдара, сколько раз мысленно хоронила его во время покушений. Сколько раз кричала, что пока Ильдар не закончит с криминалом, она не подпустит Сабину ко МКАДу. Она принесла свои жертвы. И никогда не просила благодарности. Достаточно было цветов на Восьмое марта.

Однако если посмотреть со стороны, Сабина своим свободным образом жизни, путешествиями, домами и платными стажировками в странах Евросоюза была обязана именно Лете, но считала, что все ― заслуга ее отца. А Лета тунеядка. Сабина-то отца хотя бы любит, а Лета ― просто неблагодарный кусок дерьма.

Пока родители Сабины жили бедно, в их доме царила любовь, нежность, они скучали по дочери, а Ильдар всегда по субботам приносил Лете завтрак в постель. Потом все как-то вспыхнуло в один момент. И посыпались деньги. В 1998 году ― сразу и так много, что у Леты от счастья закружилась голова. Один их знакомый предложил выкупить старую коммуналку в доме двадцатых годов. За копейки, тем более рублевые. Дом планировали выкупить почти полностью, а затем преобразовать в ТСЖ. Отреставрировать ― и превратить в одну из первых новостроек Москвы. Так и было сделано.

У Ильдара все стало попроще с криминальными спорами, и казалось, наступила спокойная жизнь ― и вот сейчас можно будет разрешить себе жить... Быть, а не просто казаться.

Сабина часто мечтала в детстве о Лете, в юности уже просто о лете... А потом и вовсе старалась научиться не мечтать.

«Моя милая Сабина!

Как же мне больно читать твое письмо. Мне очень хочется обнять тебя и объяснить, что мир вовсе не такой, каким ты его видишь... Как и твоя мать. Я был женат. Мою жену звали И. Мы много лет жили на расстоянии... Она осталась в Минске, я уехал в Цюрих ― должен признаться, у меня нет возможности бывать в России и Белоруссии ― потому что, как ни странно, ― я в розыске. Там, в Минске, у И. своя жизнь. И я не имею морального права заставлять ее жертвовать ею. Нашу дочь мы отправили учиться в Шотландию, еще давно... Так было безопаснее. И мне хотелось, чтобы у нее было другое будущее. И. не хотела отпускать дочь. Но я не имел возможности обеспечить им безопасность в Минске. У вас в Москве хотя бы политики не такие жестокие и не так легко они сводят счеты. У нас криминал ― это верхушка политических структур. Против них не попрешь. Белоруссия ― это монархия. И я уехал. В Цюрихе встретил женщину ― твою соседку Аллу, я только прошу ― не обсуждай меня с ней никогда. Мы с Аллой встречались какое-то время ― я употребил слово «встречались», чтобы тебе было понятно, я забочусь о ней, но от жены никогда не уйду.

Ты пойми, мужская измена ― она не от отсутствия любви. Она просто потому, что хочется ласки, заботы, нежности, отключиться от мыслей, что дома твоя семья обвиняет тебя во всех смертных грехах, а любому человеку нужно понимание и теплота... Так случилось, что Алла переехала в Москву. И я снял для нее квартиру в твоем доме. Она работает. Иногда прилетает ко мне в Цюрих, и мы ночами гуляем по Банхофф-штрассе, заходим в кондитерскую «Шпрюнгли» по утрам и просто молчим. С моей женой сложно молчать. Ей хочется поговорить, докопаться... Я ее понимаю... Но мне тоже сложно... И иногда хочется молчаливого всеприятия и прощения. Которые И. не способна мне подарить. Ее винит дочь. Она считает, что именно И. виновата в том, что мы от нее «отделались» или «откупились». Больше всего на свете мне хочется сейчас, Сабина, тебя обнять. И мне так хочется оказаться тем мужчиной, который сможет показать тебе мир ― добрый, человечный и помочь тебе простить твою мать. Как я сейчас мечтаю, чтобы моя дочь простила И.

Всегда твой, Георгий».

Они еще долго вели откровенную переписку. Сабина в него влюбилась. Мечтала о встрече. Искала поводы, возможности... Она уехала в Берлин учиться и по выходным заезжала в соседние страны, каталась и по Швейцарии на арендованном маленьком «Мерседесе» белого цвета. Искала его глазами, сердцем и письмами. В письмах назначала ему свидания в Цюрихе, Женеве. Даже в Брюсселе и Брюгге.

Каждый раз Георгий запоздало отвечал, что получил письмо слишком поздно и, приди оно вовремя, он бы ни за что не проигнорировал встречу. Так не одни каникулы... Не один год... Когда Сабина отправилась в магистратуру в Берлин, то вовсе перестала получать от него письма. Сколько раз Сабина не просила его отправлять письма по новому адресу, конверты все так же лежали аккуратной стопочкой на письменном столе в Москве, а отец, вечно занятой и командировочный, пересылал их далеко не сразу... А спустя удобное ему время...