История руссов. Славяне или норманны? - Сергей Лесной

Далее, по Багрянородному, получается, что «руссы», вернувшись в апреле в Киев, покупают у «славян» лодки и едут в Царьград. Значит, вся жизнь их проходит в езде: 6 месяцев в полюдье, 6 месяцев в путешествии в Царьград и обратно. Не слишком ли уж считает Багрянородный «руссов» за коммивояжеров?

Если они воины-скандинавы, то когда же они охраняют государство, если они все время в отсутствии? Если они купцы, все время странствующие, то какая сила удерживает многочисленные племена славян почти от Балтийского и до Черного морей от распада?

Сбивчивость в изложении Багрянородного вполне понятна: на Руси он не бывал, сведения о ней он имел, по-видимому, не только из одних рук, и проверить их не мог, поэтому он мог только передать их, не критикуя, что он и сделал.

Отсюда и получается, что столица Руси то в Новгороде, то в Киеве; то киевляне платят дань «руссам», то новгородцы платят ее «руссам»-новгородцам; в одном месте «руссы» — это преимущественно торговцы, в другом — воины, собирающие дань; здесь только «руссы» ездят в Царьград, а «славяне» сидят на месте, а рядом излагаются «славянские» названия порогов, а «русские» отодвинуты в тень; в одном месте «руссы» — это социальная прослойка (будь то купцы или воины), в другом месте — это огромный народ, держащий в повиновении просторы от Балтийского и до Черного морей; тут они чужеземцы, давшие побежденным свое имя, там они исконные обитатели Киевской земли, прирожденные славяне, и т. д.

Все эти несообразности объясняются только тем, что Багрянородный плохо разбирался в положении дел на Руси, он путал, подобно другим, «руссов» и «славян», он не знал элементарнейших вещей, например, что Новгород стоит не на Днепре, впадающем в Черное море, а на Волхове, принадлежащем к системе Балтийского моря, и т. д.

А отсюда кардинальный вывод: если Багрянородный и отличал «руссов» от «славян», то он этой разницы сам как следует не знал. Использовать его данные в пользу норманистской теории нельзя уже потому, что они сбивчивы, противоречивы, и основываться на них — это значило бы строить здание на песке.

Мы уже видели, что оба названия последнего днепровского порога («по-русски» и «по-славянски») на деле оказываются славянскими. Значит, Багрянородный путал два славянских имени, но, будучи иностранцем, конечно, не мог разбираться в тонкостях. Ведь мы живем в XX веке, а между тем для миллионов культурных западноевропейцев с университетским образованием разница до сих пор между русскими, украинцами и белоруссами вовсе неясна. Что же мы можем требовать от информаторов Багрянородного, живших более 1000 лет назад?!

Первый выпуск нашей работы был посвящен выяснению некоторых интересных вопросов истории «руссов», основанном на данных, заключенных в западноевропейских источниках.

Мы видели, что начало истории Руси приобретает совершенно иной характер по сравнению с обычными представлениями, вытекающими из изучения русских летописей. Конечно, нами затронуто только несколько вопросов в освещении западных источников. Дальнейший материал будет изложен в последующих выпусках.

Не следует думать, однако, что изучение русских летописей дает мало нового, они нуждаются в коренном пересмотре и коренной переоценке. Предлагаемые вниманию читателя очерки показывают, что и русская летопись имеет огромное количество еще критически не рассмотренного материала. Многое должно быть понято совершенно иначе, многое приводит к выводам, совершенно противоположным таковым официальной исторической науки.

Поле для работы огромно, почти неисчерпаемо. Автор поэтому обращает внимание всех, способных заинтересоваться прошлым своей родины, на безнадежно отсталое состояние исторической науки. Нужны новые силы и нужна помощь, чтобы сдвинуть с места нашу историю и поставить ее на рельсы более быстрого и планомерного движения.

Прежде всего, следует уяснить себе, что русская летопись изучена недостаточно.

1. Не все списки летописей опубликованы — это лишает возможности путем сравнения многих списков одной и той же летописи восстановить пропущенное, исправить искаженное, выяснить вставленное позже и т. д.

2. Значительная часть опубликованных рукописей не может считаться безупречной; редакторы пунктуацией, исправлением оригинальной орфографии, разделением слов, написанных «сплошняком», и т. д., ослабили документальную ценность их. Многие издания, поэтому, остались неоконченными, ибо несовершенство начала работы заставляло прекращать издание дальнейших частей ее.

3. Мы почти не имеем летописей, переведенных совершенно точно на русский язык и снабженных комментариями. То, что мы имеем, далеко не безупречно; таким образом, наше историческое наследство является достоянием чрезвычайно ограниченного числа лиц, занимающихся историей, как профессией.

4. Мы не имеем сводной летописи, объединяющей наши исторические знания о Руси, мы вынуждены иметь целую библиотеку летописей, хотя по крайней мере 3/4 текста часто является повторением слово в слово того, что имеется в других.

5. Отсутствуют своды первоисточников византийских, арабских, еврейских, армянских, грузинских и т. д., в которых содержатся весьма ценные сведения о Древней Руси и без которых правильное понимание летописи совершенно невозможно.

6. Ценнейшие сведения о Руси, заключенные в исторических документах самых близких соседей — Польши, Литвы, Латвии, Финляндии, Скандинавии и т. д., почти оставлены без внимания.

Конечно, кое-что мы имеем в этом отношении, например, работу Гаркави — свод арабских источников о Руси, но она далеко не полна, совершенно устарела и вовсе не соответствует именованиям современной науки. Не только перевод, толкования, но и текстология этих источников не могут считаться удовлетворительными.

О причинах такого положения вряд ли стоит распространяться — дела этим не исправишь. Больше смысла подумать, как изменить положение вещей в лучшую сторону. Не возбуждает сомнений, что у историков не хватает рук для черной работы над первоисточниками. Летописи для них не цель, а орудие исследования. Их редко интересует летопись как таковая, а только факты, в ней заключенные. Наконец, существует не только древняя история, чтобы лишь ею ограничивать свои интересы.

Поэтому мы не вправе вынуждать историка быть непременно и текстологом. Для этого кроме особых знаний нужно иметь и особый интерес и даже особую склонность, так сказать, предрасположение к такого рода работе.

В результате мы не имеем хорошо изученной, исправленной, проверенной и истолкованной русской летописи. Иначе говоря, мы не имеем безупречных первоисточников, и историки часто пользуются не вполне доброкачественным исходным материалом. Поэтому детали их работы, а подчас и важные выводы, нередко вовсе ошибочны.

Между тем существует множество культурных людей, знающих латынь, греческий, древнееврейский и другие языки и располагающих достаточным досугом. Более того: немало среди них вообще не знают, чем заполнить этот досуг; одни томятся от скуки, другие спиваются от безделья, третьи занимаются такими суррогатами науки, как собирание почтовых марок, денежных бон и проч.