Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

Шеф остановился, сообразив, что проскочил мимо нужного камня. Ришье, уже не заботясь о секретности, нащупал выступ и потянул его на себя. В стене, казавшейся сплошной, образовалась щель, потайная дверь снова могла свободно вращаться на своей оси. Шеф помялся, аккуратно прислонил Грааль к стене и спустился на три ступеньки. Когда Ришье наполовину вытолкнул камень наружу, Шеф поднырнул под медленно уходящую внутрь нижнюю половину и уставился в темноту.

Не совсем в темноту. Ночь по-прежнему пронзали сполохи света, но теперь это было красное зарево, а не разноцветье арабских огней. Видел ли кто-нибудь, как выдвинулся камень? Тревожных голосов не слышно, вокруг крепости тишина. Шеф разглядел кустарник, через который они пробрались сюда, разглядел вдали горы. Нигде уже не метались паникеры, не видно часовых, вообще никакого движения. «Там слишком светло», – сказал себе Шеф, хотя прямо перед ним простирались густые тени, падавшие от крепостной стены и склонов ущелья.

Кожа покрылась мурашками. Он нырнул назад, подставил плечи под камень и, поднатужившись, вернул его на место. В мерцающем свете единственной свечи, которую Шеф разрешил оставить, Ришье испуганно таращился на него.

– Слишком тихо, – коротко сказал Шеф. – Знакомая тишина. Охрана начеку, затаилась. Возможно, знает, что мы внутри.

– Мы не можем здесь оставаться.

– Нет! Нет! – раздался голос, которого Шеф никогда раньше не слышал. Один из пастушков восклицал на местном диалекте, которого король не понимал, однако панические нотки нельзя было спутать ни с чем. Детские нервы не выдержали приключений: тайной вылазки в стан врага, проникновения в подземное святилище, ужаса при раздевании мертвецов, холода мрачных стен. – Laissetz, laissetz me parti! Пустите, пустите меня!

Паренек снова открыл выход, хотя и не полностью, но достаточно, чтобы проскользнуть как ласка, даже не отвязав заплечный мешок с золотом. Шеф схватил было мальчишку, но в руке остался только клочок рубашки. А сам пастушок исчез. Шеф чуть-чуть повернул камень и приник к щели шириной не более ладони.

Он не увидел ничего, услышал лишь легкий топот босых ног по камням. Потом и этот звук стих. Тишина, несомый ветром слабый запах гари. И тут, когда Шеф был почти готов задавить в себе опасения и повести группу вперед, раздался тихий, но отчетливый треск, словно сломалась палка, а затем тонкий, сразу прервавшийся крик и звон металла о камень.

Шеф снова затворил камень, на этот раз с решимостью обреченного.

– Вы слышали, – сказал он. – Его поймали. Теперь они знают, что мы здесь.

– Мы в ловушке, – задохнулся от ужаса Ришье. – Вместе с Граалем, ради спасения которого приняли смерть наши старейшины.

– Винтовая лестница ведет не только вниз, но и вверх, – заметил Шеф.

– Мы не сможем разобрать стену изнутри, нас услышат.

– Но наверху должна быть еще одна потайная дверь, такая же, как эта, только ведущая внутрь крепости.

Ришье судорожно сглотнул.

– Она находится под башней. Под сгоревшей башней, где умер Маркабру.

– Значит, мы вылезем среди кучи обломков, это хорошо.

– Башня стояла во дворе напротив главных ворот. Не думаю, что есть другой выход отсюда. В крепостном дворе полно людей императора, там устроили лазарет для раненных в боях и пострадавших при разборке стен. Нам нипочем не пройти по двору незамеченными, тем более с Граалем на плече! Хотя… ребята могут сойти за подмастерьев, и я тоже прикинусь трудником, но вот ты…

Слишком высок, хотел он сказать, и похож на германца, только без оружия. Чересчур приметный.

– Покажи, где кончается лестница, – сказал Шеф, в голове у которого уже созрел план. – Это не может быть далеко от пробитой кирками дыры.

* * *

Бруно, милостью Божьей император Римской империи, а по своему собственному разумению – наместник Бога на земле, стоял в главных воротах крепости Пигпуньент и наблюдал за ведущимися во дворе работами. Куда бы ни упал его взгляд, он будто пришпоривал трудников, и они старались изо всех сил. Хотя лицо оставалось бесстрастным, императора обуревали такие сильные чувства, что он едва справлялся с собой. Дважды во время бешеной скачки от места падения летающей машины до крепости он так рвал поводья, что жеребец взвивался на дыбы и едва не сбрасывал седока. Зато Бруно успел вовремя, в этом он был уверен. Как и в том, что тщедушный дьякон догадался правильно: представление с огнями в небе – отвлекающий прием. Несомненное доказательство того, что искомая реликвия где-то поблизости. Только бы не упустить ее! Сжимая оснащенное новым древком копье, с которым никогда не расставался, Бруно позволил себе то, что делал лишь в минуты сильнейших переживаний: прижался щекой к наконечнику, пролившему кровь Сына Господня, чтобы ощутить исходящие от металла мощь и уверенность, по праву предназначенные для императора.

Во дворе царила суматоха, как на последнем несжатом клочке поля, где загнанные грызуны мечутся, видя приближение серпов и дубин. Но так могло показаться только постороннему глазу. Император же усматривал порядок в кажущемся хаосе. Люди, которые днем и ночью разоряли гнездо еретиков, снова были пригнаны на работу со своими кирками и тачками. Он крепили блоки и канаты огромного подъемного механизма, с помощью которого выворачивали и сбрасывали в пропасть камни. В углу двора начальник, позволивший своим трудникам бросить работу при появлении небесных огней, вопил на козлах из копий, а два сержанта из ордена старательно отсчитывали назначенные императором две сотни ударов плетью. Бывший заместитель начальника, ныне повышенный в должности, бледный от страха, стоял посреди двора и выкрикивал распоряжения.

Заботливый к тем, кто служил верой и правдой, Бруно велел отвести на центральном дворе место для полевого лазарета, куда непрерывно поступали раненные в стычках с местным населением, а еще больше тех, у кого нога попала под камень или рука запуталась в паутине канатов. Только в самой крепости имелась в изобилии чистая вода – глубоко в скалу уходил колодец. В питьевой воде пострадавшие нуждались больше всего. Теперь, однако, из-за пожара и паники ручеек раненых превратился в целую реку. Люди с ожогами и с переломами; болваны, поранившиеся собственным оружием. «Надо отменить приказ об отправке всех пострадавших в крепость, – решил Бруно. – Пусть подождут на прилегающей равнине до утра. Они уже мешают рабочим. Вон, в углу группа с носилками идет совсем не в ту сторону». Бруно открыл было рот, чтобы окликнуть их, но передумал и угрюмо велел Тассо заняться этими дурнями, а сам повернулся к подоспевшему Агилульфу и прорычал распоряжение: всех пострадавших, кто еще не нашел себе койку, убрать и больше никого не впускать.

Вернувшись к наблюдению за двором, Бруно увидел группу людей в воротах. Эти