Третий ангел - Элис Хоффман

— Это отельный кролик, — объяснил он Фриде. — Довольно редкая порода, скажу я вам.

— Подобная гадость не будет жить у меня в доме, — заявила тогда мать Фриды. — Кролики — переносчики всякой заразы. И могут напасть на человека.

Девочка не особенно прислушивалась к словам матери. Ее имя — Вайолет — было таким же старомодным, как она сама, скучная, вечно держащаяся на заднем плане женщина. Ее мнения не так уж много значили в их жизни. И конечно, кролик остался у них в доме. Доктор построил для него на кухне небольшой загончик, где тот и перезимовал, питаясь морковью, листьями салата и горошком.

«Не выходи за упрямца, который прислушивается только к себе, — поучала девушку мать. — Выходить нужно за того, для кого имеют значение твои слова».

Но Фрида считала взгляды отца безусловно правильными и не обращала внимания на жалобы матери.

В доме на лугу им отворила дверь женщина. Она была довольно красива, с темными густыми волосами, но выглядела ужасно измученной. Плакала.

— Он умер, — еле выговорила она. — Оставил меня одну.

В ту ночь внимание девушки странно обострилось. Она услышала, как бьют часы, заметила, как расстелен на полу зеленый шерстяной коврик и что именно находится на деревянной каминной полке. Ее отец и эта женщина перешли в спальню, оставив ее одну. До нее доносились плач женщины и тихий голос отца, утешавшего ее. Фрида была уверена, что ничего плохого не может произойти, если рядом с ней отец, и так будет всегда, не только сегодня. Заметив, что продолжает держать в руках отцовский саквояж, она направилась к выходу и, проходя мимо двери в спальню, увидела, что отец обнимает эту женщину, которую называл Дженни, а та рыдает у него на плече. На кровати лежало чье-то мертвое тело. Запах из спальни доносился отвратительный. Простыни были в темных пятнах. А человек, лежавший на них, больше походил на восковую фигуру, лишенную души и разума. Безжизненный манекен.

Отец заметил Фриду, стоявшую в коридоре.

— Может, ты побудешь с миссис Фоули, пока я вызову машину «скорой помощи», — попросил он ее. — Нельзя оставлять Джима здесь.

Дочь бросила на него удивленный и внимательный взгляд. Обычно отец называл умерших пациентов «покойный». И никогда не упоминал их имен, рассказывая о таких случаях. Сегодняшним же вечером все было по-другому. Фрида ни в малейшей степени не боялась остаться в одном доме с мертвецом. Это ведь всего лишь безжизненное тело. Уж если ей кто и внушал тут страх, то это была жена этого Джима — уж очень та громко горевала. Фрида не любила таких сильных проявлений эмоций.

— Благодарю вас, Фрида, — сказала женщина. Оказывается, ей известно ее имя. — Мне было бы тяжело остаться сейчас одной.

Когда они возвращались домой, отец опять запел ту же песню Синатры, но теперь его голос звучал печально. Да и луны не было видно на небе, лишь небольшое сияние над купами деревьев.

— Я доволен тем, как ты себя вела, — наконец нарушил молчание доктор, к тому времени они уже миновали мост. — В тебе есть что-то своеобразное. Ты склонна размышлять над явлениями, вдумываться в их суть, а не реагировать спонтанно. Такова, например, реакция людей при виде мыши. Точно так же они реагируют и на зрелище смерти.

— Мыши мне вообще нравятся.

— Вот и я об этом! — В голосе доктора звучала гордость. — Тебе нравятся мыши. А это весьма нетипично для девушки-подростка. Явления, как правило пугающие и расстраивающие людей, не действуют подобным образом на тебя. Я не уверен, что даже ты сама понимаешь, насколько редким является такой дар.

Сейчас, сидя в парке, Фрида подумала, что отец не одобрил бы ее. Она жила совсем не так, как хотел бы он. Ничего похожего. Что ж, в мире всякое случается, возможны самые различные перемены, они могут коснуться и самого доктора, и его дочери. Гордиться ей особенно нечем. Горничная в отеле, а не студентка университета. Девушка, которая обожает косметику и свое сексуальное черное платье. Правда, эта девушка и до сих пор любит мышей. В отеле принято раскладывать крысиный яд под кроватями и шкафами, но Фрида никогда этого не делала. Наоборот, втайне то и дело подсовывала под батарею в уголке своей комнаты ломтик сыру. К утру он обязательно исчезал.

На дальней скамье парка спал какой-то бродяга. По виду он был совсем не стар, носил длинные волосы; дыхание у него вырывалось редкими кашляющими хрипами.

«Наркотики или алкоголь, — предположила Фрида. — Передозировка, а может, пневмония на ранней стадии».

Она сдержала порыв подойти к бродяге и посмотреть, в сознании ли он. В конце концов, мир не возлагал на нее ответственности за все происходящее. Может, этот тип — третий ангел, а может, бездомный пьянчужка, Фриде до этого нет дела.

Она молода и хочет наслаждаться своей молодой жизнью. А не думать о неизлечимых болезнях, смертельных исходах, менингитах, сотрясениях мозга, циррозе печени и ангеле смерти. Ей хотелось думать о настоящей любви, которая никогда не умирает, слушать прекрасную музыку, стоять на краешке карниза седьмого этажа и не бояться упасть вниз.

В отель она возвращалась самым дальним путем по узким извилистым улочкам. Она любила заглядывать в чужие окна и воображать, что живет там незнакомой новой жизнью. По пути зашла в небольшое кафе и присела за столик у окна, заказала чай и сэндвич с сыром. Недоеденный кусочек решила сохранить и, завернув в салфетку, отнести мышам. Все это время Фрида продолжала думать о своей песне, та словно стала частью ее существа. Парень за соседним столиком начал было флиртовать с нею, предложил сливочник, затем сахарницу, а когда понял, что этим девушку не заинтересовать, принялся наводить ее на беседу.

— Вы слышали, что в здешнем отеле остановился Джон Леннон? — авторитетно заявил он, явно надеясь произвести на нее впечатление.

— Ошибаетесь. Джон Леннон в жизни не стал бы останавливаться в такой дыре.

Войти в вестибюль ей удалось, лишь локтями проложив себе дорогу сквозь толпу девчонок. Двери отеля охранял Джек Генри.

— Полный психоз, — радостно объявил он, предвкушая, как подцепит одну из этих полоумных, пообещав показать комнату, в которой, по слухам, остановился Леннон.

Фрида вспомнила, как накануне вечером этот тип обчищал бумажник пьяного посетителя, и ей не понравилось, как он осмотрел ее черное платье. Другое дело, если бы так смотрел Мик Джаггер, но этот тип вовсе не он.

Фрида поднялась к себе, достала листки со стихотворением и снова переписала его, заменяя кое-какие слова. Теперь оно выглядело ну совершенно классным. В этот раз она написала его чернилами и ручкой, позаимствованной со стойки. Когда она закончила, с дежурства вернулась Ленни, донельзя измочаленная. Они с сестрой поссорились, и теперь Мег старалась отплатить ей, назначая на самые тяжелые дежурства. Накануне Ленни работала на кухне, где ее заставили выскрести все духовки, а нынче ей пришлось убирать номер, в котором накануне происходила холостяцкая пирушка. Войдя в комнату, девушка едва нашла силы сбросить рабочий халат и повалилась на кровать.