Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн

конкурсу. За нее просил профессор Виткин, дедушка ее мужа, – не помогло. Не получилось и во второй раз. На третий я пошла к Голованенко с разговором наугад:

– Ко мне в третий раз поступает Оля Гирина. Она замужем за евреем и похожа на еврейку (так оно и было), но она чистокровная русская девочка.

Я чувствовала себя довольно напряженно, но до сих пор помню дословно реакцию Голованенко, который воспринял мою информацию без возмущения или удивления:

– Спасибо, очень хорошо, что вы мне это сказали.

После очередного вступительного экзамена Олю приняли в аспирантуру.

Лена Жукова была единственной моей аспиранткой, которая защищалась (спасибо Гуляеву), получив пару «черных шаров». Все остальные защищались с единогласным результатом.

Но не все было бесконфликтно в моем руководстве аспирантами. Я предупреждала родственников:

– Беру, но по определению они попадают в детский дом. Родных у них нет.

Не все это выдерживали. С какой-то периодичностью звонил Саша Пименов:

– Вите нужно больше внимания.

С ним было легко – приятель, резко осаживала.

С Кришталом получилось так, что на какой-то период поругалась не только с ним, но и перестала заниматься Лидой, которая формально считалась аспиранткой Голованенко. В какой-то из приездов в Москву Криштал зашел в мой кабинет и произнес с мрачным видом:

– Лида говорит, что вы уделяете ей мало внимания.

Я взорвалась именно из-за «Лида говорит»:

– Это не так, да и кто сказал, что я вообще должна ею заниматься?

Я повторила то же и Лиде:

– Теперь я вообще не буду с тобой контактировать.

Через несколько месяцев меня вызвал Голованенко. В кабинете у него был Криштал и Лида:

– Вот Михаил Аронович предлагает провести на его оборудовании эксперименты по внутреннему трению. Какие бы мы могли решать там задачи?

Я почувствовала, что меня вытаскивают из бутылки, облегчая задачу моей давней любовью к релаксационным методам. Лида съездила в Тольятти, куда переехал Криштал с несколькими учениками из Тулы, и в результате мы сделали очень интересное исследование старения двухфазных сталей. Позже именно я, а не Голованенко, ездила на Лидину предзащиту и далее на защиту ее диссертации в днепропетровском Институте черных металлов, куда она перешла работать после аспирантуры.

Существенно менее комфортно кончился мой конфликт с семьей Скороходовых. Вопреки слабой образовательной базы Лида сделала довольно добротную работу. Существенную роль играла ее старательность, но главную – активный вклад других сотрудников и аспирантов, которые проводили смежные исследования, часто на тех же образцах.

Лида Скороходова была очень тщательна в лабораторных исследованиях, написала неплохой обзор, была несколько слабее в объяснении результатов, но хорошо схватывала суть наших с ней обсуждений.

Когда группа расширилась, я ввела по возможности политику двух фронтов. Часть сотрудников, новые инженеры и защитившиеся кандидаты сражались на главном фронте заводских экспериментов. Завершающие диссертацию и очные аспиранты, как Лида, от заводских экспериментов были освобождены.

Конфликт начался, когда Лида подготовила «кирпич» и встал вопрос о сроке ее защиты. Пользуясь своими связями, Скороходов, который уже стал заместителем директора ИНМТ, сумел добиться, что ее поставили на защиту вне всякой очереди. Однако я считала, что для Лиды срок не принципиален, в то время как другой аспирантке, Ольге Калашниковой, это было жизненно важно, поскольку надвигались многомесячные испытания в Белой Церкви, где планировалось освоение предложенной ей новой технологии. Скороходов почти рычал, что я не хочу Лидиной защиты, и срок не перенесли. Защита прошла довольно гладко, и в соответствии с моим подходом «двух фронтов» Лиде было пора вписаться в заводские эксперименты.

Вскоре такая возможность представилась: в Липецке назначили на пятницу прокатку нашей экспериментальной плавки, и я поехала туда вместе с Лидой контролировать исполнение намеченных режимов. Приехали на НЛМК и, как бывало неоднократно, опытную прокатку отложили на понедельник. Лида запросилась поехать домой. Я на всякий случай осталась, потому что из нашего опыта знала, что завод может вдруг, если у них будет какое-то окно, провести прокатку и в выходные. Договорились, что Лида приедет в понедельник (поезд из Москвы в Липецк приходит рано).

В понедельник прокатку назначили на 3 часа дня, Лида не появилась. Я ждала прокатки в ЦЗЛ, и часов в 10 меня позвали к телефону секретаря. Звонила Лида сказать, что она не приедет, Володя не разрешает.

Когда я вернулась в Москву, Лида разъяснила: Володя в принципе против ее командировок, поскольку у него самого много разъездов, он очень занят и не с кем оставлять собаку. При упоминании собаки я еле сдержалась, чтобы не пойти вразнос. Скукожилась и напомнила, что она в большом долгу перед ребятами, которые освободили ее от участия в промышленном внедрении, и что при высказанных ограничениях я не вижу ей места в нашей группе. Кажется, она вскоре ушла из ЦНИИчермета, но из моей группы она перевелась куда-то сразу.

Но на этом история не закончилась. Через несколько лет мы приехали на НЛМК вместе с Голованенко: был какой-то парад для первого заместителя нашего министра Радюкевича. Включен был и мой доклад. Все прошло благополучно, мы задержались еще на день обсудить текущие дела с заводским начальством.

За ужином в гостинице «Металлург», где остановились все участники, к нашему столу подсел Скороходов. Он был слегка пьян, что способствовало его храбрости и наглости. Он почти сразу перешел к делу:

– Вы знаете, моя дочь кончает МИСиС. Я бы хотел, чтобы она пошла в аспирантуру. Нина Михайловна, вы сделали кандидатом наук Лиду, не возьметесь ли руководить моей дочерью? Подготовка у нее лучше, чем у Лиды.

Голованенко знал про итоги моего руководства Лидой и смотрел на меня с любопытством: неужели соглашусь? Для меня обращение Скороходова было неожиданностью, поэтому вместо длинной тирады с упреками в его и Лиды адрес я ответила коротко:

– Ошибиться, Владимир Николаевич, может каждый. Но надо быть круглым дураком, чтобы повторять ту же ошибку дважды.

Скороходов непрерывно рос, сначала перешел в заместители начальника управления металлургии в Министерстве экономики, постепенно все более сближался с Липецком и стал во главе управляющей компании завода. Когда в 1998-м мы встретились лицом к лицу на летном поле Липецка (оба уезжали в Москву на чартерных, но разных самолетах), он демонстративно отвернулся.

Защита докторской диссертации и вокруг нее

Докторскую диссертацию я готовила на бегу. Помню поездки в длинные командировки с папками черновиков, стопкой бумаг и портативной пишущей машинкой «Эрика», которая верно служила мне долгие годы.

Коротких командировок (опытный отжиг, опытная прокатка или согласование рабочего плана) было тоже много. Иногда в понедельник вечером прямо с работы уезжала на Павелецкий вокзал и