Шестнадцать деревьев Соммы - Ларс Миттинг

Я испугался того, что могу увидеть. Что в гробу окажется полусгнивший труп. Не труп с костями и поеденной червями кожей, но труп, который я никогда не сумею похоронить. Правда, которой мне не вынести.

Я осторожно пробрался мимо лодки. Головной конец гроба был разбит. Боковые доски остались целы, но на стыках расползлись, и весь гроб перекосился. Я сдвинул крышку в сторону.

Рыболовные сети и обломки досок.

Почему бы и не хранить их в гробу? Раз уж он уже сколочен. Как знак различия между освященной землей и возделанной землей…

Формой этот гроб походил на тот, что был сделан для дедушки, но выглядел откровеннее и проще. Его единственным украшением служила тонкая полоса орнамента, напоминающего плетеный шнурок, вдоль крышки. Я посветил фонариком на лодку. Угольно-черная, огромная и грубая, почти как спасательная шлюпка. Для перевозки гробов места достаточно.

Фонарь кругами осветил каменные стены. Выцветшая куртка. Свернутые в бухты канаты. Чумазые канистры из-под мазута, ржавый ручной инструмент. Весла.

Сквозь непрестанные удары волн я расслышал звук автомобильного двигателя, снижающего обороты. Выключил фонарик, вышел наружу и внимательным взглядом посмотрел на дорогу. Сквозь туман просвечивала пара лобовых огней.

Приостановившись ненадолго рядом с «Коммодором», машина прибавила скорости и удалилась.

Чуть позже я раздвинул дверцу пошире, впустив в сарай больше света. Сплошная сырость, у камней плескалось море. Плавно покачивающуюся лодку держало несколько склизких веревок, размахрившихся и зазеленевших.

Теперь я разглядел слово на передней части корпуса. Сначала мне показалось, что там написано «АТНА», но потом я увидел очертания пятой буквы. Лодка называлась «Патна». Видимо, она принадлежала Эйнару. В таком случае она простояла здесь пять лет и не пострадала. Древесина разбухла, и доски плотно прилегали друг к другу. А снаружи лодка обросла ракушками.

Далеко посреди пролива я различал контуры Хаф-Груни. От него до лодочного сарая расстояние было кратчайшим. Если даже остров считается необитаемым, это, может быть, не значит, что он совсем пуст?

Ворочать лодку было тяжело: она глубоко сидела в воде и поскрипывала от малейшего прикосновения. Я взял пеленг на выступ, вырисовывающийся на фоне неба, встал так, чтобы Хаф-Груни оказался у меня за спиной, и начал грести. Никогда мне не попадалась такая неповоротливая лодка, но при этом она оказалась просто невероятно устойчивой, так что, может быть, каботажные лодки специально строят такими. Немного строптивыми.

Чем дальше, тем шире раскрывался вид на Анст. На самом краю мыса стояло несколько хорошо освещенных домов, и по мере того, как я отходил дальше от берега, становились видны огоньки других жилищ.

Я скинул обувь и остался босиком, чтобы почувствовать, если сквозь днище вдруг начнет просачиваться вода. Но этого не произошло. Несмотря на то что лодка была крепкой и грубой, я догадывался, что построил ее Эйнар. Самый умелый столяр в нашем роду. Я помнил то несгибаемое упорство, которое ощутил в березовом лесу, постоянное соперничество двух братьев и собственную склонность вставать на сторону Эйнара, когда я сердился на дедушку.

Над водой разнесся рев лодочного мотора. Я поднял весла и осмотрелся. Либо на той лодке не был зажжен фонарь, либо она находилась позади Хаф-Груни. Звук отражался от поверхности воды и окружающих островов, и в какой-то момент мне показалось, что его источник мчится прямо на меня, но потом его направление изменилось, и шум начал стихать. В конце концов я перестал его слышать.

Остров был уже близко. Я снова проверил, в правильном ли направлении двигаюсь, и погреб энергичнее через ночное море.

Хаф-Груни вырос в размерах. Вскоре мне стал слышен плеск волн у прибрежных камней. Сквозь тучи пробилась луна. Издали остров казался плоским, но берег, к которому я приближался, был метров пять-шесть в высоту. Вокруг торчали острые выступы скал.

Нужно найти место поудобнее.

Вскоре я увидел отмель, веслом прощупал дно, закатал штанины и выскочил из лодки. Но она выровнялась на иной манер по сравнению с тем, как я привык, и я неловко плюхнулся в воду, едва сумев достать ногой дно.

Неуклюже двигаясь в воде, я принайтовил лодку, стащил с себя анорак и побрел к острову. Попил из лужицы. Сел на траву.

Накатила усталость.

Рано утром я сошел на берег в Леруике. А теперь сижу здесь. Если так дальше пойдет, подумал я, послезавтра я окажусь на Южном полюсе. Вытащил из анорака размокшую шоколадку. Вот теперь можно уже откушать неприкосновенного запаса.

Огоньки на Ансте отбрасывали на морскую поверхность длинные желтоватые пятна света. Дожевывая последнюю дольку шоколада, я видел, как зажегся еще один огонек, послабее. Его свет не достигал моря – должно быть, он зажегся на доме, стоящем в стороне от берега.

Хаф-Груни зарос высокой жесткой травой. Я отошел подальше от воды и вскарабкался на высоченный камень.

Вид на ночь и ветер. Больше ничего.

Я снял с себя брюки, отжал их, хорошенько выкрутив, снова натянул на себя, негнущиеся и липнущие к телу, и пошел собирать пла́вник для костра. Меня начал пробирать холод, и я принялся искать местечко, лучше укрытое от ветра.

Если на Хаф-Груни вообще было укрытое от ветра место.

Я обошел весь остров кругом. Ничего, кроме камешков, лужиц, неба над головой и моря вокруг. Я развернулся, двинулся к южному берегу и оказался возле склона, вдоль которого уже проходил, думая, что он кончается крутым обрывом прямо в воду.

Но нет, прямо под собой я увидел крышу дома. Ее плоская форма выделялась на фоне окружающей обрывистой местности, которая, казалось, оставалась такой уже десятки тысяч лет.

Два, нет, три маленьких каменных домика. Небольшой сарай для лодок у самой воды.

Ничего этого с Анста не видно.

Я осторожно спустился туда и остановился между домами, а потом подошел к самому большому и порылся в анораке в поисках связки с ключами. Она обнаружилась в комке склеившихся с шоколадной оберткой мокрых бумажных фунтов.

Изнеможение или предчувствие толкнули меня постучаться в дверь заброшенного дома и крикнуть: «Эй?»

Я не знаю. Может быть, меня окликнул дух Эйнара – его голоса я не услышал, но тем не менее он там был. Я медленно переступил порог. В пустой прихожей мои движения отдавались эхом – в эту ночь я словно ощущал его присутствие.

– Я пришел, Эйнар, – пробормотал я. – Не знаю даже, хотел ли ты, чтобы я пришел. Но думаю, что да. Ты побывал в Хирифьелле, когда мне было три года, и тогда ты обо мне и не знал. Я пришел слишком поздно, но сейчас я здесь. Так покажись мне, как сумеешь.

Окна были закрыты ставнями, и в этой полутьме я продвигался вперед, нащупывая путь протянутыми к стене руками. Ощутил слабый запах копоти, нашел очаг и руками прошелся по кирпичной кладке.